Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...В Гданьске я жил в гостинице управления по пропаганде горкома ПОРГГа. Представитель горкома предложил мне присоединиться к советской партийной делегации, которая там гостила, чтобы я имел возможность видеть достопримечательности. У делегации был микроавтобус, в котором было как раз одно свободное место. Возглавлял делегацию первый секретарь Гродненского обкома партии Владимир Федорович Мицкевич. Кроме него (он был вместе с женой), с нами были еще три супружеские пары. Ко мне все отнеслись очень тепло. С Владимиром Федоровичем мы говорили и о моей книге, и о событиях, которым она была посвящена...
...Однажды в Гданьске я отправился в музей живописи, но никак не мог найти дорогу, крутился, возвращался назад. Наконец я решил спросить дорогу у первого встреченного. Им оказалась женщина неопределенных лет в модном пальто из тисненной кожи.
...Мы бродили по музею, она не говорила по-русски, поэтому объяснялись на немецком. Мы говорили о религии (Беата — верующая католичка), и я вспомнил о замечательной скульптуре в одном из варшавских соборов, — патера в мученическом терновом венце — в память 5 тысяч польских католических священников, замученных гитлеровцами.
Поездку в Польшу я буду всегда вспоминать с неизменно теплым чувством. Здесь я познакомился и подружился (надеюсь, на всю жизнь) с Мишей Геллером, другом моих московских друзей. Миша был когда-то, как и я, студентом исторического факультета Московского университета. Жизнь его была непростой. В конце концов судьба закинула его с женой Женей в Польшу. В ту пору он был редактором Польского агентства печати. Миша, сам страстный книжник, повел меня в букинистический магазин «Атенеум», где при его финансовой поддержке мы приобрели для меня много книжек. Среди них был Орвелл «1984», книга, запрещенная в СССР. Мне удалось благополучно привезти ее в Москву.
...Теперь Геллеры живут в Париже. Миша — профессор Сорбонны. Он написал замечательную книгу» Концентрационный мир и советская литература» и много интересных статей о творчестве А. И. Солженицына, А. Зиновьева, М. Алданова и других писателей и публицистов.
Сейчас мы пишем вместе историю Советского Союза. Надеюсь, мы ее напишем...
...Когда я в первых числах октября покидал Варшаву, ничто, казалось, не предвещало, что мы видимся со Стасиком, может быть, в последний раз.
...В купе поезда нас было трое: молодой человек из Минска, который гостил у родных, японка, возвращавшаяся из Парижа с международного конгресса эсперантистов и проведшая затем несколько дней в Польше по приглашению тамошней секции эсперантистов, и я. В Бресте в наше купе пришли советские пограничники и таможенники. Я помог японке заполнить декларацию. Трижды в течение ночи приходили проверять документы и вещи у этой совершенно растерявшейся японской женщины. Глубокой ночью появился еще один пограничник, снова разбудил ее и увел на заставу. В это время наш поезд перегнали на другой путь. Потом библиотекарша мне рассказывала, как мерзла на платформе в течение двух часов. А дело было пустяковое: видно, пограничникам показалось подозрительным, почему японская гражданка возвращается домой через территорию СССР. А ей просто было интересно проехать через нашу страну, сделать остановку в Москве, этой библиотекарше из Токио.
...Весной 1967 года я обратился с просьбой о выдаче мне приглашения для Инки. Долго мне не отвечали, а затем сообщили, что в моей просьбе мне отказано — в это время я уже был исключен из партии.
Мы продолжали поддерживать связь со Стасиком. Новые беды обрушились на эту семью. Вслед за студенческими волнениями в марте 1968 года в Польше началась разнузданная антисемитская кампания: лиц еврейского происхождения увольняли с работы, лишали средств к существованию.
После войны в Польше уцелело и возвратилось из других стран всего 30 тысяч евреев. Подсчет приблизительный, так как после массового истребления евреев гитлеровцами в польском паспорте была исключена графа «национальность» и значилось лишь «гражданство». Это была мудрая мера против антисемитизма. Теперь же в Польше началось нечто, напоминавшее нравы гитлеровцев: выяснялось происхождение не только родителей, их национальность, но и национальная принадлежность более отдаленных поколений. И это происходило в конце 60-х годов в социалистической Польше, в стране, где за 25 лет до того гитлеровцы уничтожили 6 млн евреев.
Антисемитская кампания коснулась и Стасика: он был предупрежден об увольнении с работы. Его мать ушла на пенсию. Инка участвовала в студенческих волнениях, была, как и все другие студенты, исключена и при повторном приеме не была принята. Семью Стасика, как и семьи других евреев, вынуждали покинуть свою подлинную родину — Польшу. В конце концов, лишенный средств к существованию, он, один из первых строителей новой социалистической Польши, вынужден был эмигрировать. Сначала Стасик, Лидка и Людвига Станиславовна жили в Иерусалиме. У Лиды была работа по профессии. У Стасика постоянной работы не было, ибо для него, талантливого журналиста, не было возможности получить работу по душе. Инка живет у дальней родственницы в Брюсселе, где учится в университете на отделении славистики. Владеку удалось вместе со своей польской женой получить визу в Швецию, где они работают и учатся в Политехническом институте, у них родилась дочь, и, будем надеяться, что внуки Стасика будут избавлены от мук расовых преследований и дискриминации...
Стасик переселился поближе к сыну, в Швецию. Недавно он разыскал меня. В 1969 году был опубликован в Москве 81 выпуск «Литературного наследства», посвященный МОРП'у. В нем помещены воспоминания Стасика о своем отце, Клеменсе Людкевиче...
Сотрудники нашего Института начали ездить за границу с научной целью с конца 50-х годов. Постепенно от участия в научных конференциях перешли к многомесячным командировкам для исследовательской работы. Немало сотрудников сектора истории США и Канады, американистов, работало в архивах и библиотеках Соединенных Штатов, некоторые побывали там по два, по три раза. Выезжали итальянисты в Италию, франковеды во Францию, кто-то из латино-американистов побывал в Мексике и на Кубе. В социалистические страны Европы ездили постоянно, причем одни и те же лица и по многу раз. Тот, кто