Хоть, в этом я отличаюсь от них, — думала Алия. — К имени Атрейдесов и без того пристало довольно грязи.

Ее появление не осталось незамеченным. Едва она вступила в нижний коридор, ожидавший здесь паж понесся вперед, чтобы вызвать стражу в полном составе. Мрачный и темный коридор был освещен лишь несколькими неяркими светошарами. Вдруг на дальнем конце его широко распахнулись двери в парадный двор, и ослепительный сноп солнечных лучей ударил ей в лицо. За дверьми теснилась охрана, посреди них стоял Корба, а позади, за всеми ними, пылало солнце.

— Где Стилгар? — бросила Алия.

— Уже внутри, — отвечала одна из ее амазонок.

Алия первой ступила в палату. Это была одна из наиболее роскошных приемных цитадели. Вдоль одной стены тянулся высокий балкон, уставленный мягкими креслами. Оранжевые шторы были раздвинуты, из высоких окон напротив балкона лился свет. За окнами был сад с фонтаном. В заднем конце палаты, справа от Алие, находилось возвышение с единственным массивным креслом.

Подойдя к возвышению, Алия оглянулась и увидела, что галерея уже заполнилась наибами.

Домашняя стража занимала свободные пространства под балконом. Среди них расхаживал Стилгар, время от время бросая тихое слово, короткий приказ. Он ничем не обнаруживал, что заметил появление Алие.

Корбу ввели, усадили на подушки возле низкого стола, неподалеку от подножия трона. Невзирая на изысканные одежды, Панегирист казался теперь сонным и вялым стариком, кутавшимся от холода. За спиной его замерли двое стражников.

Когда Алия уселась, Стилгар приблизился к возвышению.

— Где Муад'Диб? — спросил он.

— Брат мой распорядился, чтобы я председательствовала как Преподобная Мать.

После этих слов на галерее среди наибов поднялся шум протеста.

— Молчать! — скомандовала Алия. Во внезапной тишине она произнесла: — Или закон фрименов не предписывает Преподобным Матерям решать вопросы, касающиеся жизни и смерти?

Когда серьезность слов ее дошла до слушателей, наибы примолкли, но Алия видела среди них гневные лица. Она мысленно перечислила их, чтобы вспомнить в Совете: Хобарс, Раджифири, Тасмин, Сааймид, Умбу, Легг… в этих именах был и кусочек Дюны: сиетч Умбу, впадина Тасмин, ущелье Хобарс…

Она обернулась к Корбе.

Заметив это, Корба приподнял подбородок и проговорил:

— Я протестую и заявляю о собственной невиновности!

— Стилгар, прочти обвинение!

Стилгар извлек скатанный свиток буроватой меланжевой бумаги, шагнул вперед. И начал торжественно читать, чуть нараспев, подобно стихам. Его голос придавал четкость и окончательность резким словам.

«…в том, что ты замышлял совместно с предателями покушение на Господина нашего, Императора; в том, что тайно встречался с врагами государства; в том, что…»

Корба с негодующим видом затряс головой.

Алия задумчиво внимала, опершись подбородком о левый кулак. Правая рука ее лежала на подлокотнике. Формальности по кусочку выпадали из ее памяти, оставляя только чувство тревоги.

«…Наши почтенные традиции… поддержка легионов и всего Вольного Народа… Насилие по Закону карается насилием… Величие Императорской особы… нарушение всех прав…»

Чепуха! — думала она. — Чепуха! Целиком чепуха… Чепуха… Чепуха…

Стилгар закончил:

— «…И в настоящем виде предлагаю суду это обвинение».

В наступившем молчании Корба качнулся вперед, вытянув шею, впиваясь руками в колени. Шея со вздутыми жилами напряглась, словно он готовился к прыжку. Он заговорил, и язык его мелькал между зубами.

— Ни словом, ни делом не преступал я фрименских законов. По праву я желаю встать лицом к лицу с обвинителем!

Незамысловатый протест, — подумала Алия.

Но она видела, что слова Корбы оказали существенное воздействие на наибов. Они знали Корбу. Он был одним из них. И чтобы сделаться наибом, сумел проявить и храбрость, и осторожность. Конечно, Корба лишен блеска, но он надежен. Не из тех, что командовали джихадом, — просто хороший и надежный интендант. Не рыцарь-паладин, конечно, но наделен древней добродетелью фримена: нужды племени превыше всего.

Вспомнились горькие слова Отхейма, переданные ей Паулем. Алия окинула взглядом галерею. Любой из них мог представить себя на месте Корбы, а некоторые имели на то причины. Но и ни в чем не повинный наиб опасен ничуть не менее, чем этот злоумышленник.

Корба тоже ощущал это.

— Кто обвиняет меня? — резко спросил он. — По праву фримена я требую поединка с обвинителем.

— Что, если ты сам обвиняешь себя? — бросила Алия.

И прежде чем он успел справиться с собой, мистический ужас на мгновение лег на лицо Корбы. И любой мог прочесть на нем: могущества Алие достаточно, чтобы обвинять его: и обвинения эти пришли из царства теней, из Алам аль-Митхаль.

— Кое-кто из фрименов помогает нашим врагам, — продолжила Алия. — Они разрушают водяные ловушки, они взрывают арыки, отравляют посадки, грабят хранилища.

— А ныне… они посмели выкрасть червя из Пустыни Его, отправить в другие миры!

Голос этот знали все… Муад'Диб. Пауль вошел через дверь, раздвигая плечами охрану, и подошел к Алие. Провожавшая его Чани осталась у края комнаты.

— Мой господин… — проговорил Стилгар, не поднимая глаз к лицу Пауля.

Пауль обвел галерею пустыми глазницами, перевел взгляд на Корбу.

— Ну, Корба, где же твои хвалы?

На галереях послышалось бормотанье, оно становилось громче, доносились отдельные слова и фразы: «… Закон о слепых… обычай фрименов… в Пустыню… кто нарушает!..»

— Кто смеет говорить, что я слеп? — рявкнул Пауль, обратившись лицом к галерее. — Не ты ли, Раджифири? Я вижу, ты сегодня в золотом кафтане. На синей рубахе под ним видна уличная пыль; ты ведь всегда был неряхой.

Раджифири выставил руку перед собой, пытаясь тремя пальцами — «козой» — оградиться от зла.

— Обрати к себе свои пальцы! — крикнул Пауль. — Мы знаем, где кроется зло! — и он вновь обернулся к Корбе. — Я вижу вину на лице твоем.

— Вина не моя! Может быть, я имел дело с виновными, но… — и Корба умолк, бросив испуганный взгляд на галерею.

На ходу поняв брошенный Паулем намек, Алия встала, спустилась с возвышения, подошла' к краю стола, за которым сидел Корба. Безмолвно, знающим взглядом смотрела она на Корбу.

Тот отвел глаза, задергался, оглядываясь на галерею.

— Чьи глаза ты ищешь? — спросил Пауль.

— Вы же слепы! — выпалил Корба.

На миг Пауль почувствовал жалость к нему. Верховный Квизара Тафвид впутался в сеть видения столь же плотно, как и все остальные.