— Я о тебе забочусь, Сэм. Поверь, мне не доставляет удовольствия краснеть перед равом или разгребать свинарник у тебя на столе.

— Ты всех дрючишь. И это тебе в радость. Ты счастлива, только если контролируешь нашу жизнь до последней мелочи, потому что ты не контролируешь свою жизнь.

— Где ты подобрал это слово?

— Какое слово?

— Дрючишь.

— Все знают это слово.

— Это не детское слово.

— Я не ребенок.

— Ты мой ребенок.

— Уже достаточно бесит, когда ты своих детей дрючишь, как детишек, но когда папу…

— Полегче, Сэм.

— Он говорит, ты не можешь с собой ничего поделать, но что это меняет, я не могу понять.

— Полегче.

— Или что? Я узнаю, что в интернете есть порно, проткну палец карандашом и умру?

— Прекрати сейчас же.

— Или я нечаянно скажу то, что все и так уже знают?

— И что бы это могло быть?

— Полегче, мам.

— Что все знают?

— Ничего.

— Ты знаешь меньше, чем тебе кажется.

— Что мы все тебя боимся, и всё. Мы несчастливы, потому что не можем жить своей жизнью, потому что ты всех дрючишь и мы тебя боимся.

— Мы?

Билли вышла в коридор и двинулась к Сэму:

— У тебя все хорошо?

— Уйди, Билли.

— Что я сделала?

— Ты ничего не сделала, — сказала Джулия.

Сэм давил на мать через Билли:

— Пожалуйста, ты не можешь заняться своими делами хоть на три секундочки?

— Я что-то не то сказала? — спросила Билли у Джулии.

— Ты здесь лишняя, — сказал ей Сэм, — уходи.

— Сэм?

С полными глазами слез Сэм бросился прочь. Джулия осталась на месте ледяной скульптурой из застывших слез.

— Ну вообще смешно, да? — сказала Билли, из глаз ее потекли слезы, которым не дали пролиться мать с сыном.

Джулия вспомнила, как ее покалеченный ребенок умоляюще повторял: Это смешно? Это смешно?

— Что смешного?

— Дети пинают тебя изнутри, а потом родятся на свет и снова принимаются пинать.

— У меня так и было, — сказала Джулия, и ее ладонь скользнула к животу.

— Я это прочла в одной из книг по воспитанию, у родителей.

— Чего ради ты это читаешь?

— Пытаюсь их понять.

Джейкоб вышел в интернет, но не стал искать сенсационных новостей в мире недвижимостного порно, дизайнерского порно или простого порно, не стал серфить счастливые судьбы людей, которым завидовал и о которых предпочел бы прочесть, что они умерли, и не стал тратить полчаса на утешение в маленьком уютном мирке Боба Росса. Он сразу нашел службу технической поддержки "Иной жизни". Вполне ожидаемо ему пришлось прокладывать путь через автоматический сервис — сидячий Тезей с телефонным шнуром вместо нити Ариадны.

— "Иная жизнь"… айпэд… Не знаю… Не представляю… Не знаю… Помогите… Помогите…

После нескольких минут долбежки "Не знаю!" и "Помогите!" на манер притворяющегося человеком пришельца Джейкоб дождался ответа от парня, который говорил с таким акцентом, что едва можно было понять слова, и всеми силами старался скрыть, что он индус, притворяющийся американцем.

— Да, добрый день, меня зовут Джейкоб Блох, и я звоню от имени сына. У нас происшествие с его аватаром…

— Добрый вечер, мистер Блох. Я вижу, что вы звоните из Вашингтона, округ Колумбия. Вы там наслаждаетесь не по сезону теплой погодой этим поздним вечером?

— Нет.

Джейкоб не просто потерял терпение, которого и вначале было не много: этот вопрос, заданный, чтобы отметить, будто звонок не международный, неожиданно озлобил его.

— Сожалею, мистер Блох. Добрый вечер. Меня зовут Джон Уильямс[18].

— Серьезно? Мне так нравится ваша работа в "Списке Шиндлера".

— Спасибо, сэр.

— А в "Мире юрского периода" уже не так.

— Чем я могу вам помочь сегодня?

— Как я сказал, случилась неприятность с аватаром моего сына.

— Какая именно неприятность?

— Я нечаянно понюхал Букет Гибели.

— Погибели?

— Ну, все равно. Я его понюхал.

— Могу я спросить, зачем вы это сделали?

— Не знаю. Зачем люди вообще хотят что-то понюхать?

— Да, но Букет Погибели предусматривает моментальную смерть.

— Ну да, нет, я это понимаю — понимаю сейчас. Но я был новичком в игре.

— Это не игра.

— Хорошо. Мы можем это как-то исправить?

— Вы пытались убить себя, мистер Блох?

— Конечно, нет. И это не я. Это мой сын.

— Ваш сын понюхал?

— Я понюхал за сына.

— Да, я понял.

— Бывает в "Иной жизни" вторая попытка или что-то такое?

— Вторая попытка?

— Ну да.

— Если бы обходилось без последствий, это была бы просто игра.

— Я писатель, так что понимаю всю серьезность фатального исхода, но…

— Вы можете перевоплотиться, но без прежней психооболочки. То есть это как начать заново с нуля.

— Ну, а что бы вы мне посоветовали?

— Вы можете заново приобрести психооблочку за вашего сына.

— Но я не умею играть.

— Это не игра.

— Я не знаю, как это сделать.

— Просто ищите и поедайте низко висящие плоды стойкости.

— Искать где?

— На аптечных виноградниках.

— Я не знаю, как.

— Это чрезвычайно долгий, но совершенно не сложный процесс.

— Насколько долгий?

— Предполагая, что вы довольно быстро наловчитесь, я бы предположил шесть месяцев.

— Всего шесть месяцев? Ну, это чудесная новость, а то я уж подумал, там правда долгая песня. Но это чудесно, ведь у меня времени нет сходить к врачу показать разросшуюся родинку на груди, но я, несомненно, смогу просидеть тысячу часов, передавливая запястные туннели, изничтожая свои мозговые клетки за поиском низко висящих плодов стойкости по аптекарским виноградникам, что бы эта херня ни значила.