Проклятие! Проклятие! Проклятие! Что ему делать? Разве Дон не прав? Он разбивал Дженни сердце. И свое собственное.

Никто в этом мире не значил для него так много, как Дженни. И она не скрывала, что любит его. Во что превратится его жизнь без нее? Она наполняла собой каждый миг его существования.

И вдруг он натянул поводья, пораженный откровением. Ответ ему следовало искать у человека, который мог его дать.

Стала бы его мать просить его мстить за себя? Ждала бы от него этих действий? И понял, каким был бы ее ответ. Она хотела бы, чтобы он искал счастья, а не горя, в котором жил все три последних года. Как мог он быть таким слепым глупцом? Таким ослом? Где была его вера… в справедливость Господа и его право осуществлять правосудие? Одолеваемый жаждой мести, он собирался вершить правосудие своими руками, вместо того чтобы предоставить это закону, как пожелала бы его мать.

И своей слепотой он осквернял память мягкой, набожной и всепрощающей женщины, какой она была. И то же самое он сделал с Дженни: омрачил красоту ее любви своим ложным представлением о чести. Простит ли она его когда-нибудь?

– Буцеф, я был полным идиотом. И должен дать совсем другую клятву. Клятву, для исполнения которой мне потребуется вся моя оставшаяся жизнь.

Он повернул лошадь назад и помчался к Дженни.

Поцеловав Андреа, Дженни посмотрела, как она уезжает, а потом отправилась в загон. К ней подошла Колли, и Дженни ласково похлопала лошадь.

– Бьюсь об заклад, ты уже скучаешь по своему дружку, девочка? Я тоже по своему скучаю. Скажи, Колли, может, твой дружок оставил тебе маленького Буцефа, чтобы ты о нем не забыла, как его хозяин – мне? – произнесла она, непроизвольно поглаживая живот. – Надеюсь, это мальчик, и у него будут темные волосы и папины глаза. Его красивые карие глаза – порой печальные, порой озорные или очень нежные, проникающие в самую душу.

Вздохнув, она вернулась в дом, который совсем опустел и стал вдруг таким холодным. Здесь она никогда не чувствовала себя хорошо, как бывает, когда живешь в своем уютном теплом доме. Ей этот дом скорее напоминал тюрьму.

Сознавая, что снова начинает себя жалеть, Дженни решила не поддаваться тоске. Разве она не знала, что Рико уедет? Разве не утверждала, что ни о чем не будет жалеть?

Реальность состояла в том, что на короткий миг она узнала великую любовь, и это чувство навсегда останется в ее сердце. И в качестве благословения она получила плод этой любви. Волшебная сказка имела не очень счастливый конец, и настал час расплаты.

В стенах дома ей внезапно стало тесно, и, взяв книгу, она вышла в сад почитать.

Вскоре бессонная ночь дала о себе знать. Ее глаза стали слипаться, и Дженни задремала, как вдруг почувствовала, что в саду еще кто-то есть. Она открыла глаза и увидела Рико. Он смотрел на нее.

– Я люблю тебя, Дженни. Я вернулся. Ты сможешь меня простить?

На мгновение на нее снизошло абсолютное внутреннее умиротворение, и она как будто услышала, как женский голос повторил слова, сказанные Рико: «Когда дела примут наихудший оборот, обратись к нему за помощью, принцесса».

Улыбаясь сквозь слезы, Дженни встала и тут же оказалась в его объятиях.

Позже, после того как человек, которого любила больше жизни, нежно владел ею, она призналась ему, что ждет ребенка.

Как ей могло прийти в голову, что он воспримет ребенка как обузу? Напротив, эта новость привела его в благоговейный восторг.

Теперь, сбросив с плеч добровольно взятое ярмо, Рико мог смело признаться, как давно мечтал о браке и отцовстве.

– Мы немедленно поженимся, принцесса, и уедем в Калифорнию. К моменту рождения ребенка мы уже будем жить в нашем собственном доме.

– Наш собственный дом, – улыбнулась Дженни.

Ей казалось, что ее сердце от счастья вот-вот выскочит из груди. Он вернулся к ней. Не по принуждению. Не из чувства долга. Вернулся, потому что любит. И сердце Дженни переполняла радость.

Всю ночь они говорили о планах на будущее, о своем ребенке. Она хотела сына – с его глазами, а он – дочь, похожую на нее, и в конце концов сошлись на том, что им нужны сын и дочь.

Он описывал ей Калифорнию – Фрейзер-Кип, винодельню, – рассказывал о своих кузенах. Он был уверен, что они полюбят ее.

А больше всего они говорили о любви и своих чувствах. Позже, когда Дженни сладко подремывала на его груди, ей вспомнилось небесное послание, услышанное в саду, и тут же в ее сознании возник образ матери Рико, красивой женщины с темными глазами на фото, которое она видела в его сумке.

С улыбкой Дженни прижалась к Рико, и они уснули.

На другой день они проснулись поздно, уже к полудню. Они решили сначала пообедать в городе, а потом сообщить ее отцу о решении пожениться.

Они нашли его с Мод за столом в «Сапогах и седлах». Фрэнк воспринял новость, как Дженни и ожидала. Пожаловался на ее эгоизм и неблагодарность – выходит замуж, лишь бы сбежать и не исполнять свой долг по отношению к нему. А ведь он кормил, поил ее и дал крышу над головой. И во сколько ему обойдется нанять экономку.

– Я даже закрыл глаза на ваш блуд в моем доме, – сердито упрекнул Фрэнк. – Если уедешь, не рассчитывай, что сможешь вернуться со своим ублюдком и получить радушный прием в Дабл-Би.

– Достаточно, Фрэнк, – сказал Рико. – Я услышал все, что хотел, и увожу Дженни отсюда. Ваш будущий внук зачат в любви. В глазах Бога в этом нет греха. Мы пришли сюда из вежливости, чтобы сообщить вам о своих планах. И никакие ваши слова или поступки не изменят нашего решения. А что касается обвинения в том, что мы осквернили святость вашего дома, так у вас нет дома как такового, это лишь стены. Там никогда не было любви – ни к дочери, ни к сестре.

– Неправда, – возразил Фрэнк, – там было много любви, пока была жива Элли.

Пропустив мимо ушей жалкое возражение, Рико продолжил:

– Что касается вашего упоминания о нашем будущем ребенке, я простил вам эти слова, Фрэнк, лишь потому, что вы отец Дженни. Только по этой единственной причине. Но прошу запомнить: никогда больше не смейте говорить с Дженни в подобных выражениях или называть нашего ребенка «ублюдком». Иначе я за себя не отвечаю.

Едва сдерживаемый гнев в голосе Рико был значительно страшнее пустых угроз Фрэнка.

– Поскольку вы решили пожениться, – сказал Фрэнк куда более миролюбивым тоном, – я уже ничего не могу сделать, кроме как высказать все, что думаю на эту тему.

– Ты мог по крайней мере дать нам свое благословение, отец. Порадоваться, что скоро станешь дедушкой, – обронила Дженни.

– Я сказал уже что думаю.

Рико потянул Дженни за руку, помогая подняться.

– Идем отсюда.

– Но я не сказала! – взорвалась Мод. – Пожалуйста, Дженни, сядь, и ты, Рико, тоже.