Я ехала в школу и фантазировала, как избавляюсь от Бьянки. Смерть в моих фантазиях почему-то ездила на газонокосилке. Затем я переключилась на другие картинки: вот я сижу в камере-одиночке, вяжу салфеточки и строчу ходатайства, уверяя, будто страдаю раздвоением личности. Раздвоением? Да кого я пытаюсь одурачить? Черт, у меня одной-то личности — и той нет! Ну что ж, все это очень скоро изменится.

Я запасусь терпением. Судья на линии дал отмашку. Гонка началась. И я отыграю мужа обратно — в открытой и честной борьбе. Даже если ради этого мне придется мухлевать.

Когда женщина узнает, что у ее мужа роман, в голову тут же лезут всякие глупости:

1. Вписать «ПЕНИС ОТСУТСТВУЕТ» в графу «особые приметы» на его водительских правах.

2. Распустить слух, будто разрыв — это ваша инициатива, а причина — его недержание.

3. Зарегистрироваться под его именем на разных постыдных сайтах — тех, что стоят на контроле у Скотленд-Ярда.

4. Отказаться от шоколада. Вам будет не хватать его так сильно, что просто не останется времени на мысли о муже.

5. Добраться до его чековой книжки и приписать на всех корешках: «За интимные услуги».

6. Побить эту сучку в «забеге мам».

Школьный праздник спорта — современный ритуал унижения. Большинство мамаш предпочитает пересидеть пресловутый забег в туалете. Нечего и говорить, что я ждала нынешнего мероприятия с чуть большим нетерпением, чем ждала бы собственной казни. Однако ненависть к Бьянке перевесила все. Оставалась лишь одна-единственная проблема: как смыться с экскурсии?

Прикидываться больной не имело смысла. В качестве уважительной причины Скрип не принял бы даже свидетельство о смерти. Но если я не побью Бьянку в «забеге мам», похороны мне обеспечены в любом случае.

Будучи учителем, ты быстро становишься докой в самых разных отговорках, которые только можно себе вообразить. Объяснительные записки от родителей немало способствуют поддержанию веселья в нашей учительской.

«Я подтверждаю, что Кайли пропустила занятия 29, 30, 31 и 32 февраля по уважительной причине».

«Джексон ушел с урока математики, потому что ушли все».

«Вчера Шардонне отсутствовала на уроках по уважительной причине. Нам с мужем пришлось ей вмазать, т. к. она реально заболела».

Даже у прелюбодеев вроде Рори найдутся свои оправдания. «Прошу освободить меня из семьи по причине усталости от супружеской верности».

Удивительно, роман у него, а виноватой почему-то себя чувствую я.

Но бросить два десятка ребят в Музее наук — чем можно оправдать такое?

Важнейшая часть любой экспедиции — тщательное планирование. Спросите об этом у Роберта Скотта[42]. Я тоже составила план: отвезти класс в музей и оставить их с Люси, второй учительницей, и шестью добровольцами-родителями, вызвавшимися нам помочь. Затем я рванула бы на дочкин праздник спорта, поучаствовала в «забеге мам», потом нырнула в метро и как раз успела бы к погрузке детей в автобус.

Я прекрасно знала возможные последствия бегства со школьной экскурсии. За такие вещи выгоняют с работы. Однако политика школы ясно гласила: прежде чем уволить учителя, его следует трижды предупредить письменно. По крайней мере, справедливее, чем в брачном союзе. Три письменных предупреждения и только потом развод — намного предпочтительнее сюрприза, которым ошарашил меня муж.

По дороге я нервничала так сильно, что проглотила два шоколадных батончика, влила в себя капуччино и с хрустом сгрызла большой пакет чипсов. Не слишком-то разумная разминка перед спортивным забегом. Пришлось, правда, сделать рывок от метро до школьного стадиона — а это ярдов триста, не меньше, — но после такого спринта меня скрутило пополам. Пытаясь отдышаться, я хрипела и молила о смерти. Чувствовала себя я до того паскудно, что едва могла стоять прямо. Последний отрезок пути я преодолевала со скоростью ленивца, ползущего через патоку. Вот уже несколько недель жизнь в школе дочери бурлила: безумные мамаши, пыхтящие под присмотром своих персональных тренеров, вырабатывали олимпийский дух перед будущим забегом. Я же едва переставляла ходули, как будто завязла в глубоком снегу.

Было у меня и еще одно слабое место — одежда. Вырубившись в рабочей квартире Рори, я всю ночь проспала в том, в чем пришла из школы, — в юбке и топике. К счастью, я догадалась напялить кроссовки, прежде чем отправиться к Бьянке. Но ночью я сдернула застиранный серый бюстгальтер и в утренней суматохе напрочь о нем позабыла. Ну и что, решила я про себя. Поддержки от моих бюстгальтеров все равно никакой. По-настоящему поддерживающий бюстгальтер никому не стал бы демонстрировать мои растяжки и четыре кило лишнего веса.

Когда я кое-как доплелась до стадиона, забеги школьников подходили к концу. Я едва успела, чтобы подбодрить Дженни. Мы сидели с другими родителями, ерзая на скамейке как от щекотки гигантских пальцев-невидимок, и вытягивали шеи, пытаясь получше разглядеть финишную черту.

— Ма-ам! — скривилась Дженни, когда я обняла ее после финиша, в экстазе от того, что дочь пришла третьей. — Ты без лифчика. Ффуу. Как не стыдно.

Дочь заявила, что убежит из дома, если я опозорю ее еще раз. А я тут же подумала, что она может смело начинать паковать вещи, поскольку мамуля вот-вот помчит вскачь, заткнув юбку в трусы и пустив сиськи по ветру.

— Папу не видела? — спросила я, стараясь не выдать боли в голосе.

Она выгнула большой палец в сторону туалетов. Как можно непринужденнее я двинулась в указанном направлении. Ветер трепал высокую траву, заставляя извиваться и корчиться точно море зеленых змей. За туалетами было тихо и довольно укромно. Стараясь держать себя в руках, я выглянула из-за угла. Здрасьте пожалуйста! Они стояли там и целовались. У меня сперло дыхание. Я хватала воздух разинутым ртом. Ситуация была критической. Будь я сейчас в самолете, давно уже напялила бы кислородную маску.

Дождавшись, пока эти двое неспешно вернутся к другим родителям, я прошла к месту, где они только что стояли. Земля хранила четкие отпечатки их подошв. Как место преступления. Но по крайней мере, Бьянка пришла в туфлях на каблучке и летнем платье, а значит, бежать мне, возможно, и не придется.

С треском проснулся мегафон: объявляли начало забега. Всплеснув руками как в танце фламенко, преданные мамаши вмиг побросали возлюбленных чад и поспешили к линии старта.

В прежние времена «забеги мам» были веселым и добрым состязанием: раскрасневшиеся мамочки бегали босиком, балансируя яйцом на столовой ложке и от души хохоча. Но теперь все это в прошлом. Кануло в небытие с появлением «альфа-мам» — с их кухонными столешницами из полированного гранита, подвесными потолками и автомобильными номерами с кричащей надписью «МАМА № 1». Головокружительная карьера и поздние роды; активные бизнес-леди, превратившиеся в таких же активных мамаш. Однако былой инстинкт соперничества, жестокий и беспощадный, никуда не девался. Он так и сочился из них. Традиционные же мамочки — крупнобедрые особы, каждый день испытывающие пределы прочности лайкры, — оказались настолько подавлены дикой свирепостью этих супермам, что сдались без боя и теперь угрюмо наблюдали за происходящим, сидя на трибуне.