Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажи, Реза, а кто таков этот шейх, который возбуждает неверие в общине? Почему ты не упоминал о нем раньше? – поинтересовался амир.
– Шейх Джавад? Он уважаемый человек, два его сына стали шахидами на пути Аллаха. Он всегда хорошо относился к нам и давал деньги, но после этого случая с аль-Усманом…
– Этот шейх маловерен. Хуже того, он заражает своим настроением других людей. В джихаде нет места сомнениям, которые могут только подрывать наши действия и намерения, – проговорил амир.
– Я вас понял, уважаемый, – несколько растерянно сказал Реза. – Но как быть с законами шариата? Разве мы не обязаны оберечь оступившегося брата?
– Нет никаких сомнений в том, что ближе всех к Аллаху стоит тот, кто делает джихад мечом, затем – кто делает джихад имуществом, и потом – все остальные правоверные. Ты должен хорошо знать это, Реза.
– Я уважаю вас и ваше суждение, но должен учитывать мнение и настроение людей в общине. Один из этих русских сказал, что он правоверный. Аль-Усман избил его и не дал совершить намаз. Это видел шейх Джавад и сильно возмутился. Теперь по долине идут слухи, и в этом нет ничего хорошего.
– Правоверный русский?..
– Да, почтеннейший.
– И ты уверен, что он правоверный?
– Нет, шейх, потому что аль-Усман не дал мне с ним встретиться. Он сказал, что русский пленник лишь прикидывается правоверным. Но как аль-Усман может выносить такие суждения.
Правоверный!..
Это могло быть или не быть правдой. Но амир в любом случае не знал, что один из заложников назвал себя мусульманином.
– Я не слышал об этом, Реза – медленно сказал он. – Да, среди русских есть правоверные. Если этот человек один из них, то, поступая так, аль-Усман наносит ущерб всей общине.
– Он отказался говорить со мной об этом, когда я задал вопрос. Потом я напомнил ему про шариатский суд, и аль-Усман едва сдержался от того, чтобы сказать запретное.
– Он и в самом деле так себя ведет?
– Да, уважаемый.
Амир задумался.
– Я не знал этого. Воистину наш пророк, да благословит его Аллах, был мудр, требуя доказательств и не решая никаких дел наскоро. Иначе можно совершить несправедливость и стать тираном, ничуть не лучше тех, которые угнетают нас.
– Аллаху акбар!
– Возвращайся к себе, Реза, и поговори с шейхом. Примирись с ним. Скажи, что мы не терпим несправедливости.
– Да, эфенди.
– А я сам поговорю с аль-Усманом. Аллаху ненавистна горделивость, тем более проявляемая в отношении братьев.
Когда Реза оставил его и отправился дальше, в свой город, амир подумал, что они сделали ошибку, назначив этого человека на должность вали в том месте, из которого он был родом и прекрасно его знал. Они думали, что будет хорошо, что он местный, ему известны все здешние обычаи и традиции. Братья, работавшие в Сирии, нередко от своего усердия на пути Аллаха или просто незнания делали врагами истинного ислама целые деревни, а то и сельские районы – вилайеты. Еще не хватало, чтобы то же самое произошло тут, в месте, где у каждого взрослого мужчины автомат, а то и не один.
Но Реза стал больше бояться местных старейшин и их воли, чем моджахедов и амира. Он не стал искоренять ошибки, допущенные местными мусульманами, и сам незаметно попал под их влияние.
Ничего, война все лечит. Если направить Резу на джихад, то Аллах сам решит его судьбу. Сердце этого человека очистится священным огнем джихада, его душа укрепится и закалится. Или же Аллах сделает Резу шахидом и введет в сады праведных.
А с этим шейхом пора что-то решать. Пока непонятно, как именно, но надо. Время пришло.
Да и с американцами тоже.
Пакистан
19 февраля 2015 года
Они приехали в Пешавар. Ислам вышел из машины где-то в пригороде, в таком же автомобильном сервисе, но побольше размером. Габбас попрощался с ним, пошептался с хозяином этого заведения и уехал. Исламу дали новую одежду, немного денег и проводили в другое место. Оттуда братья отправлялись в Зону племен и в долину Сват, в основном те, кто только встал на джихад, но были и матерые ваххабиты. Многие говорили по-русски, и Ислам ощутил себя как бы среди своих. Ведь на всем постсоветском пространстве, в том числе и на Кавказе, кто-то мог не знать языки друг друга, но русским владели все. Теперь с общением было проще.
Пришел автобус, китайский, более-менее современный, но уже сильно изношенный, с еле живым мотором. Здесь на его крышу наварили грубую решетку и закрепили на ней столько всякого барахла, что автобус стал еще и грузовиком. Люди набились в него как сельди в бочку и тронулись в путь. Хиджрой, то есть переселением пророка Мухаммеда из Мекки в Медину, это можно было назвать с большой натяжкой.
Помня слова генерала Чамаева, Ислам приглядывался к тому, что происходило вокруг, и видел уже совсем не то, что раньше. Теперь он замечал бедных людей. Здесь их было во много раз больше, чем даже в Средней Азии, где он жил. Парень обращал внимание на жалкие хибары, построенные из ржавого железа, шифера, каких-то коробок. В них жили люди!
Да, в Киргизии тоже царила бедность, но там у каждого был дом либо квартира. Бомжи, конечно, встречались, но крайне редко. А тут многие люди жили под открытым небом, и никто не обращал на это ни малейшего внимания.
Ислам долгое время не был в родной Чечне, но любил просматривать видео в Ютубе. Он знал, что чеченцы жили ощутимо лучше и богаче, чем тутошние пакистанцы. Дом, обычный для чеченской семьи, в этих местах был доступен только богачам. Про город Грозный, отстроенный заново, и говорить не приходилось. Пешавар на его фоне выглядел большой и страшной помойкой.
Здесь не было ни нормального электроснабжения, ни воды, ни газа. Газ развозили в баллонах на машинах и на ослах. Это удовольствие было доступно не каждому. Воду пакистанцы покупали в бутылях и бочках. Конечно, где-то работал и водопровод, но далеко не во всех местах. Где-то было электричество, но в некоторых районах его получали от дизель-генераторов, а кто-то привычно обходился без этой безумной роскоши. Канализация тоже имелась далеко не везде. Люди гадили прямо на улице, сливали дерьмо в реку и оттуда же брали воду для питья. И это называлось Пакистан, в переводе с местного языка – «страна чистых», то есть мусульман. Неужели она обязана быть именно такой? Так и должны жить мусульмане? Аллах доволен всем этим?
Если нет, тогда за что они сражаются? За то, чтобы везде так было? Можно ли это называть джихадом?
Ислам присматривался к тем, кто ехал с ним, и черви сомнения все сильнее точили его душу.
Они прибыли в какой-то город и заночевали там. А наутро путешественники тронулись дальше, уже по дороге, ведущей в саму долину Сват. Потом автобус приехал в другой город. Там была мечеть, в которой они могли встать на намаз. Рядом с ней стояла мадафа. После молитвы приезжие пошли туда, потому что там их могли покормить и напоить горячим чаем. Им просто больше некуда было идти в этом городе. Денег за еду и чай с них не взяли. Здесь, в долине, все стоило либо ничего, либо слишком дорого.