Когда я, наконец, добираюсь до выхода, меня окружает охрана.

– Какие-то проблемы, мисс?

Я собираюсь сказать, что мне нужно помочь донести Кэллама до машины. Но затем понимаю, что они не собираются помогать. Они перекрывают двери.

Я оглядываю толпу угрожающе крупных мужчин.

Нет времени звонить братьям.

Я делаю единственное, что мне приходит в голову.

Обрушиваюсь на пол, словно потеряла сознание, и надеюсь, что падать будет не слишком больно.

Кэллам

Очнувшись, я понимаю, что руки связаны над головой и подвешены на мясницком крюке.

Не лучший для меня вариант. Я крупный парень, и из-за того, что весь этот вес уже бог знает сколько времени приходится на руки, кажется, что они вот-вот оторвутся от суставов.

А башка просто раскалывается на хрен.

Последнее, что я помню – это как какой-то чувак, который оказался не чуваком, танцует по сцене танго.

Теперь я нахожусь на каком-то складе, где воняет ржавчиной и грязью, за этими запахами скрывается холодный, влажный душок гниения.

И еще здесь чертовски холодно. Меня потряхивает даже в пиджаке.

Может, это отходняк после наркотиков. Мышцы вялые и слабые, а взгляд никак не сфокусируется – окружающие меня предметы кажутся то четкими, то расплывчатыми.

Наркотики. Кто-то подсыпал мне их в напиток. Когда я сидел с…

АИДА!

Я оглядываюсь в поисках жены.

К счастью, она не подвешена на соседний крюк. Но я нигде не вижу ее в этом пустынном месте. Здесь лишь стол, покрытый белой скатертью, которая вся в пятнах. Это не кажется мне хорошим знаком.

Я хочу позвать Аиду, но вместе с тем не хочу привлекать внимание к тому факту, что ее здесь нет. Не знаю, как я тут оказался, и не знаю, была ли супруга в этот момент со мной.

Мои плечи вопят от боли. Ступни почти касаются земли.

Я пытаюсь вывернуть запястья, поворачивая их против грубой веревки, чтобы посмотреть, есть ли хоть какой-то шанс освободиться.

Из-за этого я вращаюсь как птица на вертеле, но не похоже, чтобы это движение хоть как-то ослабило узел.

Но плюс в том, что теперь мне не приходится долго ждать.

Мясник в сопровождении двух бравых ребят входит на склад. Один из них стройный и белокурый, его руки сплошь покрыты татуировками. Второй выглядит знакомо – возможно, это один из вышибал в «Пилоне». Твою ж мать. Наверняка так и есть.

Но мое внимание привлекает именно Мясник, который не сводит с меня яростного взгляда. Одна бровь у него выше другой. В резком освещении его нос выглядит еще более стремным, щеки – впалыми. Рытвины на лице Зайца кажутся слишком глубокими, чтобы быть следами акне, – возможно, это шрамы от осколочных ранений в результате какого-то давнего взрыва.

Поляк останавливается напротив меня, практически ровно под единственной лампой. Он поднимает палец и касается моей груди. Заяц толкает меня, отчего я беспомощно раскачиваюсь туда-сюда на крюке.

Это усиливает давление на плечи, вынуждая меня рычать от боли. Мясник слегка улыбается, наслаждаясь моим положением.

Он отходит, кивая вышибале из клуба. Тот снимает с Зайца пальто.

Без него Мясник кажется меньше. Но когда он закатывает рукава своей полосатой рубашки, я вижу, что его предплечья серьезно накачаны, как у человека, который немало ими работает.

Быстрым и уверенным движением закатав левый рукав, Заяц говорит:

– Люди думают, что свое прозвище я получил в Боготе. Но это не так. Мясником меня называли гораздо раньше.

Он закатывает второй рукав, идеально подгоняя его к левому. Затем поляк подходит к накрытому столу и откидывает ткань, открывая именно то, что я ожидал увидеть: набор свеженаточенных мясницких ножей. Их лезвия выложены по форме и размеру. Тесаки, ятаганы и поварские ножи, лезвия для обвалки, разделки филе, разделки мяса, нарезки ломтиками и шинковки.

– До того, как мы стали преступниками, у нас было семейное ремесло, которое передавалось из поколения в поколение. Я могу разделать хряка за сорок две минуты. – Заяц поднимает длинный тонкий нож, касаясь его лезвия подушечкой большого пальца. Даже без какого-либо нажима лезвие рассекает кожу, и капля крови выступает на стали. – Как думаешь, что я могу сделать с тобой за час? – задумчиво произносит он, разглядывая мое вытянутое тело с головы до ног.

– Для начала ты можешь объяснить, какого хрена тебе нужно, – говорю я. – Вряд ли дело в собственности транспортной компании.

– Нет, – мягко подтверждает Заяц, и его глаза в ярком свете кажутся бесцветными.

– Так что тогда? – спрашиваю я.

– Дело, разумеется, в уважении, – отвечает он. – Я живу в этом городе уже двенадцать лет. Моя семья здесь уже три поколения. Но тебе это не известно, не так ли, мистер Гриффин? Потому что ты ни разу не удостоил меня своим любопытством.

Мясник кладет нож и берет следующий. Его пальцы короткие и толстые, но с холодным оружием он управляется не хуже Неро.

– Гриффины и Галло… – говорит поляк, приближаясь ко мне с ножом в руке. – Такие похожие в своей заносчивости. Галло похоронили двоих из моих людей в цементе, и думают, что это сойдет им с рук. Вы принимаете мои пожертвования, а затем отказываетесь встречаться лично. А потом обе семейки обстряпывают свадьбу, игнорируя моих сыновей. Не удосуживаясь даже пригласить.

– Свадьба была спонтанной, – отвечаю я сквозь стиснутые зубы. Мои плечи горят огнем, и меня беспокоит вопрос, насколько близко собирается подойти ко мне Заяц с этим ножом.

– Я знаю прекрасно, почему случилась эта свадьба, – говорит он. – Я знаю все…

Мне хочется потребовать ответа на вопрос, где прямо сейчас находится Аида, раз уж он так хорошо обо всем осведомлен. Но я все еще опасаюсь ее выдать. Возможно, жене удалось сбежать. Если да, надеюсь, она прямо сейчас звонит в полицию или своим братьям.

К сожалению, сомневаюсь, что кто-то из них успеет добраться сюда вовремя. Если они вообще знают, где меня искать.

– Это была скотобойня, – говорит Заяц, обводя рукой с ножом пустой склад. Здесь убивали по тысячи свиней в день. Кровь стекала вот сюда, – он указывает на металлическую решетку под моими ногами. – Вниз по трубе прямиком в реку. Вода была красной на протяжении мили вниз по реке.

Я не вижу трубы, о которой он говорит, но могу почуять запах грязной воды.

– Чуть ниже по течению люди вовсю купались в реке, – продолжает он, неотрывно глядя на лезвие ножа. – Там вода уже казалась чистой.

– К чему ведет эта метафора? – нетерпеливо спрашиваю я. Мои