— Слабое основание, чтобы открывать клуб. — Питер был искренне тронут огорчением матери.

— А еще, — без всякого перехода сказала Фредерика, — у нее интрижка с Бэрденом Дэем.

— Ну, в это я не верю. Он ведь старый.

— Шестьдесят лет — это не такуж много. — Фредерика машинально прикрыла рукой шею, на которой был написан ее возраст. — Да, ты еще в этом убедишься. — Она снова заговорила об Инид, а Питер ел авокадо с крабами и досадовал, что в них слишком много волокон. Зато основное блюдо было великолепно: цыплячья грудка, свернутая в виде котлеты. Он ткнул вилкой в румяную корочку, изнутри брызнуло горячее масло.

Из рассказа Фредерики выходило, что Инид слишком часто видится с неким морским офицером. Она не ответила ни на одно письмо Клея. Он соглашался дать ей развод, но она не хотела ни с кем об этом говорить.

— Она пьет?

Фредерика неожиданно стала выгораживать дочь: мать была готова на все, даже на лжесвидетельство.

— Что значит — пьет? Разумеется, выпивает, как и все прочие.

— В прошлую зиму она явно перебирала.

— Ну так что ж, время от времени это с каждым случается. При таком… напряжении, — туманно пояснила Фредерика, подставляя щеку для поцелуя Люси Шэттак.

Питер поднялся с набитым ртом. Люси сказала:

— Фредерика, не слишком ли он для тебя молод? Да уж не Питер ли это? Господи боже, так и есть! Я-то подумала, что твоя мать, как все наши девушки, внесла свой вклад в победу над врагом и отдала дань нашим мальчикам!

Из всех светских зубоскалок Вашингтона сардонически- язвительная Люси казалась Питеру самой занятной. Ее муж был одним из лидеров республиканской партии, ее казначеем и оптимистом. Люси была пессимисткой.

— В этом году наше дело дрянь, как всегда.

— Все из-за этого проклятого Рузвельта, — автоматически ответила Фредерика.

— Знаешь, мне кажется, он бессмертен. Во всяком случае, я так и говорю своему Лоренсу: можешь примириться с тем, что теперь мы на сто лет вперед обеспечены такими радетелями об общественном благе, как Гарри Гопкинс. Да, кстати, раз мы уж заговорили о зануде Гарри: ты слышала, что случилось, на прошлой неделе в Мидлберге? — Она начала рассказывать, глаза ее заблестели. История — это сплетня, мудро подумал Питер, вся хитрость в том, чтобы определить, какая именно сплетня — история.

Как только Люси сделала передышку, Фредерика указала на миссис Блок.

— Она тут.

— Да уж вижу. Это на нее похоже. С важным видом и полной мошной. Я велела Лоренсу быть к ней повнимательней. Мы должны выжатьиз нее деньги на прием.

— Ее денежки достаются только Бэрдену Дэю и демократам.

— Старый козел, — лаконично отозвалась Люси Шэттак, — Между прочим, на этот раз ему придется начинать борьбу уже с первичных выборов. Рузвельт кого-то поддерживает против него, и…

— Какой он мстительный! — вставила Фредерика.

— Просто изверг, когда с ним не соглашаются. Всегда с ножом наготове, правда?

Люси выжидающе посмотрела на Питера, и тот нехотя опустил полную ложку домашнего ванильного мороженого с густым шоколадным кремом.

— Он поступает с другими так же, как, на его взгляд, они при малейшей возможности поступили бы с ним самим, — изрек Питер и отправил мороженое в рот.

— Какая досада, что моя Элизабет еще так молода, — вздохнула Люси Шэттак. — Хочу, чтобы она вышла замуж за кучу денег. — Она ласково похлопала Питера по руке. — Это тебя мы имеем на примете.

Фредерика нахмурилась, как делала всегда, когда речь заходила о деньгах.

— Питер еще так молод…

— А Элизабет еще моложе, ей всего пятнадцать. — Люси поднялась. — Вы будете завтра вечером у Инид? Насколько я понимаю, ее третирует только отец?

Питер отдал должное Люси: положил ложку с мороженым. Слов нет, она проницательна.

— Да, конечно, — быстро ответила Фредерика, и Люси с Питером стало ясно, что она впервые слышит о приеме у дочери.

— Это в честь Гарольда Гриффитса, — сказала Люси. — Он уезжает на Тихоокеанский фронт… военным корреспондентом.

— Я знаю. — На этот раз Фредерика опоздала с репликой; новость ошеломила ее, она растерялась и ответила невпопад. Но Люси Шэттак уже ушла.

Фредерика повернулась к Питеру.

— Теперь все зависит от тебя, — сказала она, благословляя на бой его, свою опору и защиту. — Ты должен вразумитьИнид.

Но Инид не нуждалась в том, чтобы ее вразумляли. Во-первых, она больше не пила. Во-вторых, она была счастлива. Она горячо обняла брата.

— Ты похудел! Наконец-то!

Она стала показывать ему свой новый дом, небольшой, но уютно обставленный. У нее был талант декоратора, и она поговаривала о том, чтобы найти ему коммерческое применение. Она всегда мечтала о собственном заведении с горсточкой преданных служащих и большой бухгалтерской книгой, в которую можно вносить всякие счеты-расчеты или что там еще вносят в бухгалтерские книги. Как сказал Гарольд Гриффите: «Каждый старается забыть о своем купеческом происхождении, и только Инид тянется к прошлому. Она хочет вернуться к фамильным истокам и завести лавку, она хочет знать, что всякий раз, когда раздается звонок кассового аппарата, это не для кого-нибудь, а для нее».

— Все хорошо, — сказала она, садясь на софу в эркере, смотрящем на обнесенный стеною сад. — На этой неделе ко мне приедут фотографы из «Дома и сада» — делать снимки, это будет хорошая реклама. Я совершенно серьезно настроена работать. У меня даже визитная карточка есть. — Карточка лежала на кофейном столике, под который были приспособлены детские санки прошлого века. «Инид Сэнфорд, декоратор».

— Почему Сэнфорд, а не фамилия по мужу?

Инид нахмурилась:

— Я ее не ношу. С этим покончено. Да, вот что еще: я снова занялась живописью.

— Клей приезжает в отпуск. Он писал матери.

Инид отхлебнула кока-колы.

— Я намерена развестись с ним.

— Из-за какой-то истории с латиноамериканкой?

— Это еще что! Я наслушалась потом такого! Ты знаешь, как это бывает: никто ничего не скажет, пока что-нибудь не случится, но уж если случится — такого наговорят, что только держись. Впрочем, мы, в сущности, совсем не подходим друг другу. Перед тем как уйти в армию, он хотел помириться, и я согласилась, но просила дать торжественное обещание, что онникогда больше не поставит меня в такое положение. Так вот, он отказался.

— Отказался? — Питер смотрел на нее скептически. Мужчины всегда щедры на обещания.

— Ну ладно, не будем об этом. Оставайся обедать.