Жозеф слушал племянника Анисэ Бруссара и все никак не мог понять: то ли парень и правда простак, то ли мысленно над ним посмеивается. Он задал новый вопрос:

— На пряничной свинке было написано имя?

— Точно, «Анисэ» — розовой глазурью, коротко и ясно. Чуете? Свинья Анисэ. Наверно, какой-нибудь приятель решил над ним подшутить. Дядюшка торжественно заявил, что если найдет шутника — шкуру с него спустит. Но это он от горя — вообще-то добрейшей души человек. А я вот нет. Ежели найду след, так пройду по нему до конца, в гневе меня не остановить, — сказал, будто припечатал, Антельм Бруссар и с неожиданной злобой уставился на Жозефа.

— А эти безопасные бритвы… ваш дядюшка собирается их импортировать? — поспешил тот сменить тему.

— Еще бы! Их производят в Соединенных Штатах, точнее в Нью-Йорке. Это изобретение некоего Кинга Кэмпа Джиллетта положит конец царствованию опасных бритв и очень облегчит мужчинам жизнь — каждый сможет бриться у себя дома бесплатно, цирюльники разорятся. В новых бритвах есть маленькое обоюдоострое лезвие, которое срезает щетину под корень, оно избавит вас от всей растительности на лице, ежели, конечно, вы не пожелаете ее сохранить, а то без бороды или усов мужчина — не мужчина. Собственно, вот как сам инструмент выглядит. — Антельм протянул Жозефу рекламный проспект.

— Действительно, весьма практичной формы и занимает мало места, — одобрил тот. — А это то самое лезвие внутри бритвы?

— Ну да. Когда оно изнашивается, вынимаете его и вставляете новое. Сменные лезвия продают упаковками по пять и по десять штук. В Соединенных Штатах джентльмены пользуются безопасными бритвами уже больше года. Кстати, а что вам нужно от моего дяди?

— Хотел кое о чем с ним побеседовать. Это очень важно.

— Я передам, что вы заходили. Он должен вернуться через несколько дней. Где вас найти?

— В книжной лавке «Эльзевир» совладельцев Легри, Мори, Пиньо, дом восемнадцать по улице Сен-Пер. Пиньо — это я. Жозеф Пиньо.

«Одно плечо выше другого, в разговоре темнит что-то. Надо с этим типом поосторожнее», — заключил Антельм Бруссар.

«Либо добрейший дядюшка отравил тетушку, либо это работа оповестителя. А Виктор нынче вечером идет в Опера! Только бы Мельхиор Шалюмо ничего не заподозрил», — подумал Жозеф, торопливо шагая к выходу из скобяной лавки.

Виктор редко выбирался из дому в одиночестве на какие-либо мероприятия, потому в этот вечер понедельника — а у высшего света считалось хорошим тоном проводить вечера по понедельникам в опере — он, как школьник перед каникулами, сгорал от волнения при мысли о том, что его ждет зарезервированная на одну персону ложа. Оказавшись там, он положил цилиндр — какое счастье наконец-то избавиться от этого орудия пытки! — трость и перчатки на соседнее сиденье, программку пристроил на подлокотнике, закинул ногу на ногу и в ожидании, когда поднимут занавес, принялся разглядывать зрительный зал, украшенный статуями, кариатидами и золочеными трофеями.[80]Мужская часть публики была облачена в черно-белое, женская пестрела всеми цветами радуги, словно бросала вызов строгим фракам. Этой весной в моде были фуляровые платья: с большим воротником из расшитого тюля, короткими оборчатыми рукавами, оставляющими открытыми руки, и поясом на талии — партер походил на гигантскую клумбу в каком-нибудь Гранвиле с живыми, дышащими цветами.

Наконец свет в зале стал медленно гаснуть, и музыканты, уже настроившие инструменты, замерли. Познания Виктора в музыке ограничивались основами, он предпочитал Моцарта, Шумана, Форе и нескольких безвестных композиторов — однако, какую бы оперу ни давали в театре, всегда испытывал чувство, близкое к ликованию, когда дирижер поднимал палочку и одним скупым движением приводил в действие весь оркестр.

Пока остальные зрители настраивали бинокли, разглядывая декорации, являвшие миру деревеньку Газа в Палестине, Виктор прикрыл глаза, впуская в себя музыку — хор дал начало первому акту «Самсона и Далилы»[81]Камиля Сен-Санса:

Господь! Израиля Отец!

Внемли мольбе детей Твоих!

— О да, внемлите моей мольбе, заклинаю, не отталкивайте меня по своей извечной привычке, — прошептали Виктору на ухо.

Он резко обернулся, и в ту же секунду узнал княгиню Максимову. С этого момента нить драмы, разворачивавшейся на сцене, была для него потеряна — голову вскружил, лишив способности соображать, густой аромат жимолости, ее духов.

— Эдокси! Я думал, вы всё еще на юге с подругой…

— Увы, мой милый, мы всё еще были бы там, если бы эта дуреха Ольга не спустила почти все свое состояние в казино Монте-Карло — она, видите ли, увлеклась игрой в рулетку. О, глядите-ка, и этот, как всегда, здесь! Вон там, у авансцены, господин с седыми бакенбардами, видите?

— Один из ваших поклонников?

— У меня гораздо меньше поклонников, чем вы себе навоображали, а этот к тому же ужасный сумасброд. Его зовут месье Шошар. Бывший лавочник, недавно сделался директором Больших магазинов Лувра. Его страсть — часы с маятником, он их коллекционирует. Представляете, что творится, когда вся эта коллекция начинает дружно звонить в полдень? А еще Шошар член Общества вспомоществования «крысам».

— Крысам?! — удивился Виктор.

— Оперным «крысам», невежда! — фыркнула Эдокси.

На них возмущенно зашикали захваченные представлением зрители из соседней ложи, и пришлось продолжить разговор в кулуарах.

— По счастью, моего влияния на Ольгу хватило, чтобы обуздать ее взрывной темперамент и помешать бедняжке разориться в прах, а заодно и лишить меня моего собственного капитала. Иначе не знаю, как бы мы вернулись в Париж — наверное, пешком, голые и босые! — Эдокси сокрушенно вздохнула, отчего в глубоком вырезе декольте колыхнулась грудь. — Хорошо, что милый Амедэ, который к нам слишком уж благосклонен — да-да, двум несчастным стареющим изгнанницам порой так нужна мужская поддержка! — прислал денежный перевод, это позволило нам покинуть гибельное место.

— Ольга выздоровела?

— О да, она чувствует себя прекрасно, у нас с Амедэ уже голова кругом идет от ее пируэтов по всей квартире. Но она не столько репетирует, сколько пытается таким образом, изматывая себя, избавиться от страхов. Амедэ рассказал нам о трагической смерти Жоашена Бландена и о том, что случилось с Аженором Фералесом. Такое впечатление, что злая судьба ополчилась на людей из нашего окружения.

Виктор сдерживался как мог, но так и косил глазом в сторону декольте Эдокси, которая старательно выставляла бюст ему на обозрение, куда бы он ни повернулся. Пришлось контратаковать вопросами: