Макси улыбнулась и обмякла, положив голову ему на грудь. Хотя она понимала, что этому нет рационального объяснения, в его объятиях она чувствовала себя в полной безопасности, словно ей совершенно нечего было бояться.

Дыхание Робина стало ровным: он задремал. Макси тоже хотелось спать, но она боролась со сном. Слушая плеск воды о борта баржи, она ломала голову над историей, в которую поверил бы капитан.

Баржа «Пенелопа» входила в первую камеру Фокстонского шлюза, когда навстречу им по бечевнику подбежали двое мужчин, один из которых крикнул:

— Эй, на барже, погодите-ка! Мне надо вас кое о чем спросить!

Капитан баржи Джон Блейн вынул изо рта трубку и задумчиво оглядел человека с лондонским выговором. На его лице красовалось несколько синяков.

— Баржа не может остановиться, когда она проходит через шлюз, — бросил он в ответ и крикнул сыну:

— Открой нижний затвор!

Джеми принялся крутить лебедку, и вода потекла в нижнюю камеру.

— Я с тобой разговариваю, черт побери! — рявкнул кокни.

Такой тон, естественно, не расположил к нему капитана. А вот маленькая женщина, которую он взял на борт, ему очень понравилась.

— Мне надо дело делать, — буркнул он. — Лучше помоги открыть затвор. Выйдем из шлюза, тогда у меня будет время отвечать на твои вопросы.

Уровень воды в первой и второй камере сровнялся, и Джеми открыл ворота между ними. Лошадь налегла на лямки, и баржа вошла во вторую камеру. Джеми закрыл ворота позади баржи и открыл следующий затвор, чтобы дать воде стечь в нижний бьеф.

Глядя, как «Пенелопа» стремительно опускается ниже уровня берега, кокни минуту словно размышлял, не спрыгнуть ли сверху на палубу и не взять ли капитана за жабры. Потом, видимо, передумав, хмуро махнул рукой своему приятелю, и они оба принялись помогать Джеми.

Фокстонский шлюз состоял из двух пятикамерных рядов, между которыми был участок, где могли разойтись два судна. Проход через десять камер занимает часа два, и капитан смог бы найти время ответить на несколько вопросов, если бы к нему обратились вежливо. Но поскольку Симмонс с самого начала взял неверный тон, капитан умело создал впечатление, что у него нет свободной минуты.

Наконец, баржа прошла последнюю камеру, оказавшись на семьдесят пять футов ниже того места, где начала шлюзование. Лондонец прыгнул на борт и с нарочитой вежливостью спросил:

— Ну а теперь вы сможете ответить на несколько вопросов?

Блейн набил трубку свежим табаком, примял его, выбил кремнем огонь, раскурил трубку и только тогда спросил:

— Что вас интересует?

— Мы ищем двух преступников: мужчину-блондина и молодого парня. Они очень опасны.

— Да? — со скучающим видом отозвался Блейн. Расхаживая по палубе и высматривая, где могла бы спрятаться его дичь, лондонец подробно описал капитану беглецов и перечислил их преступления.

Макси казалось, что они провели в этой черной норе уже несколько дней, хотя на самом деле вряд ли прошло больше трех часов. Она проснулась, услышав тяжелые шаги над головой. Сквозь плеск воды слышались голоса.

Разговаривали двое мужчин. У одного был резкий лондонский выговор. Но как Макси ни прислушивалась, слов как назло разобрать не могла. Робин все еще спал, а Макси не могла уже лежать — так колотилось ее сердце.

Шаги приближались. Макси едва осмеливалась дышать. Доски палубы прогибались под весом крупного человека. Симмонс был рядом — ей казалось, что он может услышать стук ее сердца. Что, если он догадается сдвинуть ковры с крышки люка?

Шаги стихли совсем рядом. Это было гораздо страшнее, чем встретиться с врагом на открытом месте. Макси захотелось закричать или начать молотить кулаками по крышке люка — что угодно, лишь бы прекратить это напряженное ожидание.

В эту минуту Робин пошевелился и глубоко вдохнул, словно собираясь что-то сказать. Макси почти упала на него в темноте и закрыла ладонью ему рот.

В тишине отчетливо раздался голос Симмонса:

— За укрытие преступников закон предусматривает тяжелое наказание.

Ах подлец! Он еще смеет говорить о законе!

Робин напрягся, когда Макси на него упала, но тут же расслабился и кивнул: все понятно. Шаги стали удаляться, и Макси отняла от его рта руку. Но Робин успел схватить ее и легонько поцеловать ладонь.

У Макси перехватило дыхание. Удивительно, как по-разному действуют разные прикосновения. Почему этот легкий поцелуй пронзил ее насквозь, а, закрывая Робину рукой рот, она ничего такого не чувствовала?

Окружавшая их тьма уже не таила угрозы, а создавала обстановку интимности. Макси провела рукой по волосам Робина, потрогала повязку, потом погладила его щеку. Ощутив легкое покалывание щетины, она вспомнила, как ее взволновало зрелище бреющегося Робина, и покраснела в темноте.

Ее пальцы легонько обвели линию губ Робина, и он потрогал их кончиком языка. Макси невольно вздрогнула, а когда Робин обнял ее за шею и притянул к себе, она не сопротивлялась. Совсем наоборот — ее губы приоткрылись навстречу его поцелую.

Макси забыла напряжение, забыла страх, что их найдут. Осталось только ощущение мужчины, которого она обнимала, настойчивость его языка, его мужской силы. Везде, где ее тело соприкасалось с телом Робина, вспыхивал огонь, который вихрем несся по венам и уходил глубоко внутрь.

Робин протиснул руку между ними и нащупал заветное местечко между ее ног. Макси содрогнулась всем телом. Поток страсти неудержимо понес ее. Она тоже опустила руку и положила ее на отвердевшую мужскую плоть…

Робин задохнулся. Макси ласкала его, наслаждаясь своей властью и негодуя на разделявшую их одежду. Робин поднял ее рубашку и стал гладить спину. Ощущение его теплой руки на позвоночнике доставляло ей острое чувственное наслаждение.

И вдруг над их головами опять послышался скрип досок под тяжелыми шагами. Оба замерли. Баржа качнулась под весом Симмонса.

Шаги слышались все ближе… ближе… и остановились рядом с их укрытием. Голос Симмонса прозвучал до жути близко. Слова были неразборчивы, но интонация — явно угрожающая.

У Макси вдруг прояснилось в голове. Забыть, где они находятся и — главное — забыть свое твердое решение держаться от Робина на расстоянии! Сердито сказав себе, что у нее мозгов не больше, чем у бурундука, Макси тихонько отодвинулась от Робина.

Робин схватил ее за руку. Макси напряглась, и он ее тут же отпустил, но очень неохотно, напоследок медленно погладив ее ладонь. Внутренний огонь заполыхал в ней еще жарче.

Когда пальцы Робина скользнули по ее руке, Макси ощутила шишки плохо сросшихся фаланг, и к желанию добавилась опасная вспышка нежности. Более острого ощущения близости у нее не могло бы быть, даже если бы они лежали голые в постели.

Но вот последняя точка соприкосновения осталась позади, и Макси пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не возобновить его. Она знала, что если в таком возбужденном состоянии прикоснется к Робину, пути назад уже не будет.