— Ты это… скажи… меня тоже кто-нибудь называет Папой?

Петров отрицательно качнул головой:

— Что вы, Владимир Васильевич. Папа, а точнее, Ата — это титул Султанбекова.

— Ладно, оставим. Так что же делать?

— С ходу не решить. Надо ситуацию просчитать со всех сторон. Определенно одно — с казахами вести разговор равносильно потере изделия. В службе безопасности Астаны идет острая подковерная борьба клановых связей и пристрастий. Взаимодействия в вопросе ликвидации изделия не получится. Президент Папа не архангел Джабраил с пальмовой ветвью над Центральной Азией. Это практичный и предельно циничный ученик советской партийной школы. Он делает все, чтобы удержаться у власти. Он вынужден балансировать между кланами и свои решения не навязывает сверху, а вписывает в существующую ситуацию.

— Но он легко поймет, какой резонанс вызовет потеря ядерного устройства.

— И что? На границе с Узбекистаном уже перехватывали грузовик с ядерными компонентами. В Баку задержали самолет с партией МиГов, который летел из Казахстана в Корею с официально оформленными документами. Чем кончилось? Замминистра обороны и начальника генштаба отдали под суд. Одного из исполнителей сделки открыто ликвидировали. А с Папы как с гуся вода. Мы хотим еще раз проколоться?

Президент то ставил карандаш вертикально, то укладывал его плашмя. Сам того не замечая, Петров рисовал государственные порядки у ближайших соседей настолько ясно, что они выглядели списанными с российских. Допускать развития мыслей в этом направлении не хотелось. Еще Сталин предупреждал, что исторические аналогии в политике крайне опасны.

— Хорошо, окончим, — прервал президент Петрова. — Что можешь предложить?

— Разрешите, я встречусь с Барышевым. Прямо сейчас. И мы подумаем.

— Добро, действуй.

Вызывать Барышева к себе Петров не стал. Это бы привлекло к вызову куда больше внимания, чем его собственное появление на Лубянке. Там к визитам такого рода привыкли и относились к ним спокойно, по-деловому.

О сути предстоявшего разговора Барышев знал, и Петров сразу взял быка за рога.

— Алексей Федорович, каким образом Назаров оказался в курсе планов «Пламени Джихада»?

— Насколько я знаю, исламисты предложили ему возглавить буровые работы в зоне Мертвого Лога. Рекомендации ему дали те, с кем он совершил рывок из Туркменистана. Объяснили, будто собираются искать сокровища Тамерлана. Но Назаров сумел выяснить, что речь идет о «портфельчике». И тогда он, изобразив согласие поработать за хорошие деньги, отпросился в Москву с желанием в Азию больше не возвращаться. Одновременно счел необходимым поставить в известность правительство.

— Почему он пошел в Минатом, а не к тебе, в ФСБ, или в приемную президента? Это было бы куда логичней, разве не так?

— В ФСБ ему путь был заказан. Он вовсе не дурак и опасался, что к нам мог поступить запрос из Ашхабада. Что касается приемной, он понимал, что там его могли принять за психа или сплавить либо к нам, либо в психушку на освидетельствование.

— Хорошо, я вот о чем. Пришлось доложить президенту, что методы воздействия на ситуацию с привлечением спецслужб Астаны принять невозможно. Ты согласен?

Барышев склонил голову и положил ладонь на шею:

— Вот где у меня сидит эта Сатана!

— Хорошо, подскажи выход.

— Что, если предложить дело самому Назарову? Пусть вернется назад и нанимается буровым мастером. Пусть экспедиция идет в назначенное место. Если пытаться создавать им помехи, это, как пить дать, повлечет за собой раскрытие сути поисков. Лучше не мешать и бурению. Только надо отработать три блока вопросов. Первое, как привлечь к делу Назарова. Второе, каким образом физически уничтожить «портфельчик» в процессе бурения. Третье, разработать информационную версию на случай раскрытия или провала операции. Вешки для этого надо расставить заранее.

— Не знаю, насколько реально, но выглядит заманчиво. Правда, привлекать к спецоперации дилетанта… Ты понимаешь, какой это риск?

— Понимаю, но лучшего не придумаешь.

— Вот что, Алексей. Возьми Назарова на себя. Прощупай, насколько он пригоден к делу. Ну, а помочь ему понять, что надо согласиться с предложением, думаю, у тебя аргументов хватит.

— Не думаю, что мне надо этим заниматься лично…

— Я имел в виду твое ведомство. Найди хорошего психолога. Пусть он поработает. Потом оценим перспективы всего плана.

За Андреем в Акуловку ранним утром из Москвы приехали Черных и Лысенко. Зашли во двор дома Назаровой. Хозяйка сразу узнала гостей, которые недавно спрашивали у нее о возможности снять на лето дом. Но в этот раз они и держались, и говорили по другому, начав с того, что продемонстрировали служебные удостоверения сотрудников ФСБ.

— Андрей Иванович, мы за вами, — сказал Лысенко вышедшему на крыльцо Назарову.

— С вещами? — спросил Андрей, сразу оценив обстановку.

— Что вы! — всполошился Лысенко. — Ни в коем случае! Просто с вами решил побеседовать генерал Травин. Чтобы не затруднять вас — туда и обратно — машиной.

Первым, кто принял Андрея, был Федорчук. Он с интересом оглядел вошедшего к нему в кабинет Назарова и широким движением руки обозначил место у своего стола:

— Садитесь, Андрей Иванович.

— Разве я еще не сижу? — спросил Андрей со всей язвительностью, на которую был способен.

— Что, очень хочется?

— Нет, но всегда следует ясно представлять свое положение в пространстве.

— Тогда успокойтесь, вы пока не сидите. Более того, вас пригласили к нам, чтобы предупредить о сложности ситуации, в которой вы находитесь.

— В смысле?

— Вы знаете, что на вас готовилось покушение?

Федорчук сказал и с явным интересом стал наблюдать, как воспримет его слова Назаров. Полковник считал себя физиономистом и многие заключения строил на том, нравился ему собеседник или нет.

— Да, читал, — ответил Андрей спокойно. — Уже и не помню где. Скорее всего в «Нью-Йорк таймс». Ирландские террористы, верно?

Полковник терпеть не мог острословов. Он искренне верил, что его форма и особенно служебное положение сами по себе должны вызывать у людей серьезное настроение и чувство ответственности. Ну, не обязательно, чтобы они отдавали при встрече с ним честь, однако от глупых шуток должны воздерживаться. Между собой пусть шутят сколько угодно, в конце концов демократия, но в присутствии должностного лица извольте…

— Я вас серьезно спрашиваю, господин Назаров, полковник раздраженно повысил голос. — Вы знали о…

— Простите, как вас зовут? — Андрей перебил полковника, и тот на миг так и остался со ртом в виде буквы "о".

Оправившись от неожиданности, ответил: