От главного сада отходили три отдельных арочных прохода.

— Пойдемте, мы начнем с нашего общего предка.

Он повел ошеломленную Морин через центральные ворота.

— Что это с вами? Вы удивлены, что мы родственники? Очень дальние, без сомнения, но изначально мы ведем происхождение от одной и той же линии.

— Я просто пытаюсь разобраться во всем. Для вас это самой собой разумеется, а меня это шокирует. Не могу себе даже представить, что думает весь остальной мир по поводу этого.

Они вошли в необыкновенно пышный розовый сад. Еще одну статую окружали лилии нескольких сортов, высаженные по кругу. Это сочетание создавало чудесный аромат, который Морин почувствовала прошлой ночью.

Белый голубь ворковал и летал над изящными вьющимися розами, пока Синклер и Морин молча шли вместе. Морин задержалась, чтобы вдохнуть аромат темно-красной полностью распустившейся розы.

— Розы. Символ всех женщин Династии. И лилии. Лилия — особый символ Марии Магдалины. Роза может относиться к любой женщине Династии, но в нашей традиции лилию позволено носить только ей.

Он подвел Морин к главной статуе, изображающей тоненькую молодую женщину с распущенными волосами.

Морин было трудно обрести голос. Ее вопрос прозвучал почти шепотом:

— Это — дочь?

— Разрешите представить вам Сару-Фамарь, единственную дочь Иисуса Христа и Марии Магдалины. Основательницу французской королевской династии. И нашу общую прапрабабушку через девятнадцать веков.

Морин пристально посмотрела на статую, прежде чем повернуться к Синклеру.

— Все это так невероятно. И все же, мне совсем не трудно это принять. Так странно и все же это кажется… правильным.

— Это потому что ваша душа распознает правду.

Голубь согласно ворковал из розовых кустов.

— Вы слышите голубей? Они являются символом Сары-Фамарь, эмблемой ее чистого сердца. Позднее они стали символом ее потомков — катаров.

— Так вот почему Церковь уничтожала катаров как еретиков?

— Да, отчасти. Они владели некими предметами и документами, при помощи которых могли доказать свое происхождение от Иисуса и Марии, и это делало само их существование угрозой для Рима. Мужчины, женщины, дети. Церковь пыталась истребить их всех, чтобы сохранить секрет. Но это еще не все.

Синклер повел Морин по кругу мимо розовых кустов, давая ей возможность насладиться красотой сада в свете летнего солнца золотым утром Лангедока. Он взял ее за руку, и она позволила это, чувствуя себя удивительно уютно с этим эксцентричным чужим человеком. Она следовала за ним, когда он нежно провел ее обратно через арку и вокруг фонтана Марии Магдалины.

— Пришло время встретиться с младшим братом. — Морин почувствовала, что его волнение снова растет, и спросила себя, каково это — хранить тайну такой важности. Она быстро и с мгновенной дрожью подумала, что скоро узнает об этом на собственном опыте.

Синклер привел их через крайнюю правую арку в более аккуратный и ухоженный сад.

— Выглядит очень по-английски, — заметила Морин.

— Точно подмечено, моя дорогая. И сейчас я покажу вам почему.

Статуя юноши с длинными волосами, высоко поднявшего потир, стояла в центре большого фонтана посреди этого участка. Кристально чистая вода струилась из потира.

— Иешуа-Давид, самый младший ребенок Иисуса и Марии. Он никогда не видел своего отца, потому что на момент распятия Магдалина была беременна им. Он родился в Александрии, в Египте, где его мать и ее спутники нашли убежище, прежде чем пуститься в плавание во Францию.

Морин остановилась, похолодев. Бессознательно она положила руку на живот.

— Что случилось?

— Она была беременна. Я видела это. Она была беременна на Скорбном Пути и… при распятии.

Синклер начал кивать со своим обычным все понимающим видом, но вдруг резко остановился. Теперь пришла очередь Морин спросить:

— Что такое?

— Вы сказали «распятие»? У вас было видение распятия?

Морин почувствовала комок в горле, и глаза у нее защипало от слез. Минуту она боялась заговорить из страха, что голос у нее дрогнет. Синклер увидел это и заговорил еще мягче:

— Морин, милая, вы можете доверять мне. Расскажите мне, пожалуйста. У вас было видение Марии Магдалины во время распятия?

Полились непрошеные слезы, но Морин не чувствовала необходимости сдерживать их. Какое облегчение, если не освобождение, разделить пережитое с тем, кто понимает.

— Да, — прошептала она. — В Соборе Парижской Богоматери.

Синклер протянул руку и смахнул слезу с ее лица.

— Дорогая моя, дорогая моя Морин. Вы знаете, насколько это замечательно?

Морин покачала головой. Синклер мягко продолжал:

— За всю историю Лангедока сны и видения о Нашей Госпоже видели сотни потомков, включая меня. Но видения ограничивались временем до Страстной пятницы. Насколько я знаю, никто, кроме вас, никогда не видел ее подробно во время распятия.

— И почему это так важно?

— Пророчество.

Морин подождала объяснения, которое, как она знала, должно было последовать.

— Существует пророчество, которое передается здесь из поколения в поколение с незапамятных времен. Легенда гласит, что оно было частью большой книги пророчеств и откровений, которая некогда существовала в письменном виде на греческом языке. Книга приписывалась Саре-Фамарь, так что его по праву можно назвать Евангелием. Мы знаем, что знаменитая принцесса крови, Матильда Тосканская, герцогиня Лотарингская, владела оригиналом книги, когда она построила аббатство Орваль в одиннадцатом веке.

— Где находится Орваль?

— Там, где сейчас проходит граница с Бельгией. Есть несколько очень важных религиозных поселений в Бельгии, которые имеют отношение к нашей истории, но в Орвале пророчества Сары-Фамарь хранились на протяжении ряда лет. Мы знаем, что оригинал книги позднее находился во владении лангедокских катаров, некоторое время спустя после этого. К сожалению, он исчез с исторической сцены, и известно очень мало о том, что с ним случилось. Наше единственное знание о его содержании пришло к нам от Нострадамуса.

— Нострадамуса? — Голова Морин кружилась. Она подумала, что никогда не перестанет испытывать шок от всех этих нитей и того, как они связаны между собой.

Синклер закатил глаза.

— Да. Он получил всеобщее признание за свое удивительное предвидение и проницательность, но это были вовсе не его пророчества. Они принадлежали Саре-Фамарь. Очевидно, Нострадамус имел доступ к рукописной версии оригинала, когда посещал Орваль. Вскоре копия исчезла, так что делайте свои собственные выводы о ее судьбе.