И все-таки, чтобы проверить драчливость Михайлова, Ростик устроил с ним пару тренировочных боев, пробуя научить его уворачиваться от прямой атаки даже превосходящего касатку хищника, и когда понял, что у парня это немного получается, направился в открытое море.

Через водорослевую черту, проведенную викрамами, они пробирались с трудом, Михайлова теперь – и совершенно правильно – пугала малая глубина, он попросту боялся сесть на мель и не выбраться с нее. Но и пробиваться через пахнущие резким, отвратительным смрадом водоросли было непросто. К тому же он побаивался сетей, которые тут могли оказаться на самых опасных для возможного прорыва направлениях. А такие в сплошной, колышущейся растительности все-таки имелись, поставленные, вероятно, дварами. Или викрамами, это не имело особого смысла выяснять. Попробовав запомнить, где они, на всякий случай Рост проводил Михайлова за собой очень осторожно, поэтому получилось не с первого раза, но на третий день существования партнерской касатки они все-таки вышли в открытое море.

Вот там Михайлову сначала почти понравилось. Но, к сожалению, ровно до тех пор, пока не пришлось столкнуться с акулами. Их было, кстати, очень много. И хотя каждая из них была слабее касатки и атаки их были куда примитивнее той тактики удара и уворачивания, которую придумал Ростик, с ними пришлось повозиться.

Зато и результат оказался обнадеживающим – есть небольших акулок было приятно. Они, правда, отдавали каким-то вязким жирком, но зубы касаток отлично справлялись с их хрящами и великолепно перегрызали мясо, вот только шкуру все-таки лучше было выплевывать, потому что она напоминала на вкус наждачную бумагу.

А потом Ростик открыл, что в море, помимо диких викрамов, которых он опасался больше всего, имелись еще какие-то звери, здоровенные и весьма опасные на вид, особенно если они почему-то собирались в стаи. После осторожной, но и сравнительно простой разведки ему стало понятно, что это были существа… странно устроенные, похожие и на осьминогов, и на дышащих жабрами динозавров. У них имелись почти такие же, как у динозавров, морды, они преимущественно бродили по дну, питались только придонной живностью, но при желании, совершая какие-то плавные и не похожие на обычные гребки движения, могли подниматься к поверхности. К счастью, скорость, с какой они преследовали свою добычу, не шла ни в какое сравнение с возможностями касаток, поэтому Ростик решил, что они не представляют чрезмерной опасности. Хотя его и заинтересовал тот факт, что в прошлый свой поход в открытое море он их не заметил. То ли они умели превосходно маскироваться, а еще по школьному курсу биологии он помнил, что осьминоги и кальмары этим отличаются, но могло и так получиться, что их отпугивал водорослевый рубеж, выстроенный рыболюдьми у входа в залив.

Еще касаткам, как ни странно, пару раз пришлось удирать от летающих китов, которые вдруг вздумали на них поохотиться. Тут уж было не до размышлений, пришлось драпать в самом прямом смысле, и, хотя все окончилось благополучно, на Михайлова это произвело опять же чрезмерно сильное впечатление. Он даже попробовал высовываться в воздух и кричать, чтобы, как в воде, попытаться расслышать эхо от приближающихся летающих червяков над собой. Конечно, из этого мало что получилось, потому что воздух, в отличие от воды, плохо позволял ориентироваться, но изобретательность напарника Ростику понравилась. Сам он бы до этого, кажется, не додумался.

Все это время Роста занимали две вещи. Первой был нож, который он прицепил к ноге, когда залезал в касатку. Зачем он так поступил, он не мог бы объяснить, но он все равно это сделал и, несмотря на протесты своего Лео, не собирался от ножа избавляться.

Довольно здоровый тесак, похожий на не слишком широкое мачете, с рукоятью, укрепленной полосками акульей кожи, мешал и ему самому, когда он совершал слишком уж замысловатые движения, чтобы передать их Лео. Кроме того, ножны этого ножа натирали мантию, в которой он пребывал в теле касатки. Там что-то болело, что отдавалось болью в ноге, а иногда, как казалось, в самой кости правой голени. Но… Ростик решил научить Лео терпеть эту боль.

И второе, ему не нравилось ощущение, что они теряют слишком много времени, что при желании все можно было бы провернуть гораздо быстрее, если бы он в одиночку взялся за это задание, то был бы, возможно, уже у берегов Гвинеи. Он и успокаивал себя, что обучение, обретение привычки к телу касатки Михайлову необходимо, и что он сам познает принципы сосуществования с другой касаткой, что он узнает немало нового о море, в котором оказался, а это будет полезно всем людям, но… Ничего поделать с собой не мог, его не отпускала мысль, что они теряют время.

А Полдневье научило его, что любая потеря темпа, как говорят шахматисты, может обернуться неприятностями, и ничего исправить, если дни упущены, будет невозможно.

Вот почему, едва Михайлов научился самостоятельно держаться подальше от опасных акульих стай и от неведомых придонных динозавров и различать на безопасном расстоянии океанских викрамов, он решительно повел своего напарника в море. Хотя не очень-то еще и понимал, как им придется ориентироваться в море. Что ни говори, а там, где они не могли осознавать берегов, очень просто было заблудиться. Хотя какое-то общее направление они и ощущали, причем у Артема это получалось даже лучше, чем у Роста, но и это пришлось объяснить его молодостью. На более подробные исследования попросту не было времени.

Постоянный темп продвижения на север поддерживать было трудно, приходилось спать, охотиться и осваиваться с направлением. Ростик пару раз действительно начинал понимать, что еще немного, и они заблудятся, поэтому приходилось приостанавливать гонку, нырять до дна, проверять песок, запоминать его, запоминать рельеф дна, вынюхивать вкус воды и еще, пожалуй, ориентироваться по рыбным стаям, которые роились вокруг.

Уже на второй день Ростик понял, что в этих относительно неглубоких водах рыбы видимо-невидимо, но она послушна каким-то своим кормовым преимуществам воды и дна, а значит… Значит, она ходила по довольно сложной восьмерке во всем проливе между Россой и Новой Гвинеей, почти так же, как тут ходит вода в основных течениях, например, в Черном море на Земле. Когда-то Ростик видел эту схему у отца, правда, тогда он не подумал о находящихся в них рыбных косяках, но общий рисунок остался у него в голове.

Тут рыба тоже ходила по гигантскому, в две с лишним тысячи километров кругу в западной части пролива между Россой и Гвинеей, если это можно было так назвать, против часовой стрелки. И еще имелась вторая, восточная петля, даже более мощная, образующая плотную восьмерку в тесной паре с западной, как две шестеренки в редукторе, и вращалась она уже по часовой стрелке.

Ростик, осознав это каким-то немыслимым для самого себя образом, сообщил это Михайлову, чтобы тот в случае чего не забыл передать эти сведения начальству, и предложил ему добираться до Гвинеи в потоке этой воды. Предложение оказалось неплохим только на первый взгляд, потому что в этом течении, теплом, глубоком и мощном, словно река, обитало такое множество разных хищников, что оставалось только диву даваться.