— Но вы же смогли начать все сначала!

— Это тоже одно из твоих заблуждений. Это в вашем представлении мой отказ от светской суеты кажется переменой жизни. На самом деле я всего лишь вернулся туда, откуда вышли мы все. Я позволил Небесной благодати занять в моем сердце и в душе то место, которое от рождения ей было отведено, только я прежде не понимал этого. Но сейчас я обрел равновесие и гармонию, поколебать которые не дано никому и ничему…

Анна хотела сказать что-то в ответ, но вдруг каким-то сторонним взглядом увидела себя и каюту и поняла, что вода в стакане, стоящем в специальном углублении на поверхности столика рядом с кроватью, не колеблется так быстро, как раньше. Мы остановились? — подумала Анна и проснулась.

Первые мгновения она еще всматривалась в подсвеченный падавшим в иллюминатор солнцем полумрак каюты в надежде увидеть своего велеречивого оппонента, но потом стряхнула с себя забытье сна и успокоилась. Это все ей приснилось! Просто она так устала, так изволновалась в ожидании новых, уже утомивших ее приключений, что приняла сон за явь, а собственные фантазии за голос, который вчера сильно растревожил, разбередил ее душу… Анна, наконец, ощутила, что пелена, до того удерживавшая ее глаза во власти сна, слезой сползла по щеке, и сразу стало легче смотреть. И теперь она снова отчетливо видела мир вокруг себя. Она вернулась.

От завтрака, хотя и легкого, она, по примеру преподобного Иоанна, отказалась. Хотя не знала, что больше сыграло роль в этом решении, — выработавшаяся за неделю, проведенную в соответствии с монастырскими устоями, привычка или шутливое замечание улыбчивого Козырева о том, что с лишними граммами надо быть осторожнее — груз, который угрожает шару перевесом, утяжеляющим его подъем и движение, обычно бросают за борт.

А потом она увидела шар. Он высился над палубой и как будто все время норовил улететь, удерживаемый от побега толстыми канатами, намотанными на специальные крепления в борту и палубе судна.

— Прошу, — вежливо сказал Козырев, первым поднимаясь по приставленной к корзине шара деревянной лестнице в форме крылечка и подавая Анне руку. И она, все еще испуганно оглядываясь на Иоанна, ожидавшего своей очереди подняться в гондолу, вдруг выдохнула воздух всей грудью и сделала по ступенькам лестницы первый шаг.

Спокойствие пришло к ней потом, когда шар, отпущенный на свободу, набрал высоту и медленно поплыл по воздуху. Наверху было довольно свежо, и Анна сразу оценила заботу Козырева, выдавшего ей перед полетом меховой жакет, в котором она почти утонула. Сам Козырев был в теплой не по лету куртке, напоминавшей северную парку, и лишь преподобный был одет так же, как и при их первой встрече, словно совсем не чувствовал холода.

Когда Анна впервые рискнула сдвинуться со своего места в гондоле и взглянуть вниз, у нее закружилась голова. Это оказалось похуже морской болезни — под ногами не было ни земли, ни моря. Точнее, они были, но не связанные с нею, не ощущаемые ей. Море изумрудной гладью величественно лежало где-то там, внизу — прозрачное до такой степени, что были видны подплывавшие к мелководью дельфины и скальные рифы, подводными стенами тянувшиеся от берега.

— По-моему, это здесь, — казалось, одними губами сказал Козырев, указывая рукой куда-то слева от себя. Но потом, вглядевшись в удивленное лицо Анны, еще раз прокричал ту же фразу, и тогда она не увидела то, что он говорит, а действительно услышала его. — Здесь, это должно быть здесь! Не пугайтесь, это давление, воздух давит на барабанные перепонки, и, кажется, будто вы оглохли… Посмотрите вниз! Вот та гряда, что поднимается в оконечности конусом.

— Наверное, когда-то это был вулкан! — громко сказал князь, жестом призывая Анну взглянуть на скалу, которая словно вырастала из горбатого позвоночника гигантского морского чудища, дракона, расположившегося на отдых на глубине, вдали от берегов и торговых путей.

— Я не могу! — закричала Анна. — У меня кружится голова! Я ничего не вижу! Я ослепла!

— Это не слепота, это страх, — властно произнес Иоанн, делая движение к ней навстречу.

Гондола, чутко отзывавшаяся на колебания равновесия, немедленно покачнулась, и Анна невольно ухватилась за ее край, перегнувшись через борт.

— Это он! Он! — радостно воскликнула она, разглядев там, внизу, знакомую площадку и видимый лишь с высоты каньон с дворцами-усыпальницами.

Ее спутники понимающе переглянулись и будто забыли про нее.

— Имейте в виду, Дмитрий Алексеевич, что долго я не смогу удерживать шар. Над вершиной скалы, скорее всего, нас ожидает сильный боковой, ветер, и гондолу почти наверняка начнет быстро относить в сторону, — говорил Козырев, отвязывая один из мешочков с песком, прикрепленных вблизи Анны, и перенося его на другой край корзины, которая сразу медленно пошла по дуге, заходя над островом.

— Я вас понял, Иван Сергеевич, — кивнул ему князь Дмитрий. — Я высажусь первым, а потом вы кинете мне канат. Я постараюсь удержать шар ровно столько, сколько понадобится Анастасии Петровне, чтобы спуститься по лестнице.

— Это все лишь осложнит! — покачал головой Козырев, повторяя процедуру с переносом груза с одного борта гондолы на другой, в то время как Анна с ужасом смотрела за тем, как корзина накреняется. — Сомневаюсь, что без должной сноровки и опыта Анастасии Петровне удастся легко сделать это при том течении воздушного потока, что может быть на вершине. Думаю, лучше всего для баронессы — прыгнуть. Вы будете страховать ее внизу.

— Но тогда мне придется отпустить канат! — возразил князь, перебираясь вдоль борта поближе к нему.

— Да, но одновременно с ее выходом из гондолы, — как ни в чем не бывало продолжал предлагать Козырев. — Я дам отсчет, и по моей команде баронесса должна будет прыгнуть, а вы — бросить канат. Только прежде постарайтесь притянуть нас к себе и к земле как можно ближе…

— Я не стану этого делать! — воскликнула Анна, в необъяснимой оторопи слушая весь этот разговор, и мужчины разом впервые за время обсуждения оглянулись на нее. — Я никуда не буду прыгать! Я не могу!

Эти двое рассуждали так, как будто ее самой не было с ними на воздушном шаре. Или она присутствовала, но чисто номинально, и ее мнение мало что значило. Анна изо всех сил вцепилась одной рукою в прутья, из которых была свита корзина, другой крепко ухватилась за ближнюю к себе веревку, что соединяли шар и пассажирскую гондолу. Дрожь убегала в колени, которые отказывались поддерживать ноги, онемевшие и грузом тянувшие Анну вниз.

— Аня! Немедленно возьмите себя в руки! — преподобный укоряющее посмотрел на нее.

— Анастасия Петровна! — умоляюще крикнул Козырев. — У нас очень мало времени, я должен сейчас приземлить гондолу, иначе нас подхватит встречный поток и унесет далеко. У нас есть только одна попытка! Приготовьтесь!

Анна хотела что-то возразить, но не успела — Козырев наклонился и открыл засов какой-то крышки в днище гондолы. Шар вздрогнул и начал резко снижаться…

— Это все? — едва слышно прошептала Анна, глядя, как воздушный шар удаляется по небу от острова.