Я сосредоточил все силы в правой руке. Непонятно каким образом мой кулак стукнул его по уху, и он ослабил хватку. Я обессилел, но смог потянуться к мечу, торчавшему у него из бока, ощущая в груди приток живительного воздуха и возвращаясь в этот мир.

Я снова ударил его в ухо, и руки его ослабели. Я уперся в него локтями и коленями и перекатил великана на бок.

Двое.

Тяжело дыша открытым ртом, я увидел, что еще один идет ко мне, прихрамывая. Я полностью выбрался из-под тела гиганта и нащупал рукоять меча, но он никак не желал выходить из тела. Я тянул с такой силой, что зубы скрипели, но напрасно.

Вдруг я ощутил боль в ноге и увидел рану – это хромой, который не решался подойти ближе, ударил меня мечом. Боль была сильной, а моя реакция очень резкой, и, открыв глаза, я, не понимая, как это получилось, увидел в своей левой руке меч, с которого на нее струилась кровь.

Я его вытащил!

Не раздумывая, я обрушил меч на испуганного вояку, который мог только, вскрикивая, прикрываться руками, словно я был привидением.

Он вскрикнул последний раз, и жизнь его оборвалась.

Оставался еще один, но я его не видел. Посмотрел вокруг. Только трупы и кровь на камнях. Из одежды великана я сделал жгут, чтобы остановить обильное кровотечение из левой ноги. Если этого не удастся сделать, все мои усилия пойдут насмарку. Я со страхом ждал результата. Сначала кровь просачивалась сквозь материю, и на льне словно расцветали красные цветы, но когда я затянул жгут потуже, через какое-то время кровь перестала идти.

Я с облегчением посмотрел на солнце.

– Благодарю тебя.

Я как следует отдохнул, привалившись к скале и посматривая, не появится ли последний из преследователей. Должно быть, он убежал, но я не мог быть в этом уверен. Я собрался с силами и поднялся, перенося вес на правую ногу. Используя меч гиганта в качестве палки, я мелкими шажками – из опасения, что откроются раны, – обошел камень, чтобы спуститься вниз, в долину, где были лошади, и проверить, не там ли мой противник.

Он был там. Раненый хотел добраться до лошадей, но ему не хватило сил подняться. Он заговорил со мной:

– Лошадей возьмешь с собой?

Я с грустью посмотрел на него.

– Да. Жаль, но я не могу рисковать. Ты поступил бы так же.

Он со слезами на глазах кивнул.

– Убей меня, прошу. Не хочу, чтобы хищники растерзали меня живого. Не хочу умирать как трус.

Я подошел к нему.

– Вас послали жрецы?

– Не знаю. Мне отдал приказ Нахтмин.

Я похолодел.

– Он исполняет приказы Темных?

– Да, но им нужен не ты, а она. Приказано тебя убить, а ее вернуть фараону.

– А что там делается?

– Перемирия не будет. Ее ищут. Хотят, чтобы она подчинилась или умерла, и никак иначе.

– Ты храбрый солдат. Пусть Атон направляет тебя в твоем последнем путешествии.

И я нанес ему удар в грудь, в самое сердце, не глядя ему в лицо.

Я подошел к лошадям. Их напугал шум битвы и вид крови, но в конце концов мне удалось их успокоить и заставить следовать за собой. Лошадь была огромной ценностью, и наличие конницы, а особенно колесниц, зачастую решало исход битвы. Войско в основном состояло из пехоты, пеших солдат с копьями, короткими луками, булавами, метательными палками и мечами разной длины.

Оставив притихших лошадей невдалеке, в прохладном месте, я вернулся к Нефертити. Я немного поел, обработал свои раны и собрался улечься рядом с царицей. Я не чувствовал страха. Все нападавшие были мертвы, а лошади, наши благородные стражи, будут чутко охранять наш сон, пока я сам не проснусь. К тому же львы и гиены, которые могли бы представлять для нас опасность, еще не закончили свой страшный пир.

Я накормил и напоил Нефертити. Она ела из моих рук и пила, словно раненый щенок.

Я без сил опустился рядом с ней и взял ее лицо в свои ладони.

– Я победил их всех. Они нас больше не найдут. У нас теперь большое преимущество. Меня ранили, и я смертельно устал. Мне едва удалось их одолеть… Но теперь мы в безопасности. Тебя никто не тронет.

Не знаю, померещилось ли мне, что вполне вероятно, но, клянусь самим Атоном, прежде чем вновь погрузиться в небытие, Нефертити подняла руку и погладила меня по щеке.

Я проснулся от острой боли. Бросил взгляд на повозку и лошадей и понял, что проспал больше суток.

Я осмотрел свои раны. Струпья подсохли. Я пошевелил руками и ногами. Отдых пошел мне на пользу. Должно быть, лошади умирали от жажды.

Нефертити просыпалась рядом, взгляд у нее, как обычно, был отсутствующим. Я осторожно дал ей немного воды, оставшейся в бурдюке. Она долго смотрела на меня и, похоже, узнала. Она приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но с ее губ не слетело ни звука. Я ужасно разволновался, заметив, что ей стало значительно лучше и что она не умерла от жажды, пока я спал. Я нежно поцеловал ее, и уголки ее губ слегка приподнялись.

С удвоенным усердием я осмотрел свои раны и сменил повязки. Я не понимал, насколько они серьезны и заживут ли без помощи врача, но я мог передвигаться, хотя и с большим трудом. Похоже, мне с честью удалось выйти из этой переделки, а в настоящий момент главной целью было раздобыть хоть немного воды. Нам придется снова углубиться в пустыню.

На следующий день мы покинули наше убежище. Я направился в сторону царства хеттов, помня о словах того солдата. Египтяне не признали себя побежденными, и лучше было направиться туда, где нас никто не ждал.

Я слышал разговоры о далеких монастырях и храмах, о которых не знали даже в Фивах. Слышал, что их искала армия, хотя никто не мог сказать, нашли ли их. Мне было ясно: если мой отец искал их и не нашел, значит, их на самом деле нет, но я не мог отказаться от мысли, что где-то должно быть такое место, где мы могли бы найти приют.

Лошади охотно следовали за нами, радуясь, что кто-то заботится о них. Они понимали, что без людей им не выжить, а я, в свою очередь, верил, что их инстинкт поможет находить источники воды.

Так продолжалось много дней. Я ежедневно впрягал в колесницу свежего коня, стараясь не утомлять лошадей и подружиться с ними. Теперь мы продвигались вперед гораздо медленнее. После битвы я старался не оставлять следов, и хотя я не знал наверняка, успел ли кто-нибудь из наших преследователей еще до схватки сообщить о том, где нас обнаружили, это представлялось мне маловероятным. И мы позволяли себе долгие передышки, чтобы сберечь силы.

Во время таких остановок я вел себя так, будто мы по-прежнему живем во дворце и счастью царицы ничто не может помешать. Я смотрел в ее прекрасные глаза, которые иногда на мгновение возвращались к жизни, и тогда я говорил с ней так, словно ничего не случилось.