В довершение всего на пластинке запел Андромедыч — он исполнил арию «Я самый несчастный, я робот и баба, мне честь сохранить бы мужскую хотя бы». Андромедыч, серый кардинал «Ленинграда», был ближайшим советником Шнурова во всем, что касается собственно музыки и процесса ее записи. Если Пузо и Севыч обеспечивали концертный шухер, то Андромедыч с его музыкальным образованием и недурными способностями аранжировщика мудрил непосредственно на студии.

На песню «Геленджик» смастерили запредельно дикий клип с пляшущими куриными тушками — даже по меркам «Ленинграда» это был чересчур. Впрочем, «Ленинград» практически никогда не следил за своим внешним видом. Клипы, обложки, афиши — все, как правило, было чудовищно. Такое ощущение, что Шнуров настолько полагался на афористичность собственного музыкального и поэтического мышления, что вопросы элементарной рекламной огранки ему казались попросту лишними. В конце концов, книжки афоризмов всегда ведь издают в ужасных переплетах.

В августе 2004 года «Ленинград» играл на «Нашествии». Шнуров предложил нам с Зиминым выступить в костюмах куриц. Поскольку мы оба уже имели некоторый опыт выступления с коллективом, то без колебаний согласились. Программу планировалось начать как раз с «Геленджика», на котором мы и должны были выскочить в соответствующих нарядах. Куриные костюмы поставлял «Мосфильм». В последний момент выяснилось, что администрация «Нашествия» отказывается оплачивать нам эти одеяния. Администрация «Ленинграда» тоже как-то не планировала лишних трат. Поскольку аренда одного куриного костюма стоила что-то около шести сотен долларов, акция сорвалась. «Ленинград» выступил мощно, но обыкновенно — это была скорее демонстрация мускулов, нежели заявка на рекорд.

За неделю до выхода диска «Бабаробот» мы сидели со Шнуровым и Акиньшиной в баре «Жигули». Было часа три дня, Шнуров напился. Он хлестал кружку за кружкой, удивляясь «Столько пью пива, а ни хуя не толстею!», раздавал автографы и издевался над Акиньшиной, уже ронявшей злые слезы. Шнур напялил на нее алую праздничную ленту с золотой надписью — в тот день у школьников был последний звонок. Тогда он впервые признался мне, что всерьез опасается за коммерческое будущее «Ленинграда» — все-таки «Бабаробот» был довольно отчаянным экспериментом. Опасения оказались напрасны. Ему, как обычно, все сошло с рук — и обиженная Акиньшина, и некондиционный «Бабаробот».

В ту же ночь он сыграл концерт в переходе на Пушкинской. Они со школьницей разругались вдрызг, он убежал из гостиницы «Минск», она тоже — в разные стороны. В подземном переходе на Тверской Шнуров отобрал у дежурных попрошаек гитару, привалился к стене и принялся горланить песню за песней. Через какое-то время по тревоге приехал Пузо. Он и увез Шнурова спать.

Иван Дыховичный

Когда Сереже запретили везде петь, я подумал: какие же они там наверху иезуиты, причем подсознательные. Они прямо чувствуют, как лучше прижать человека. У них же прямо чутье на все лучшее. Они просто решили переключить Сережу на узкие тусовки, на закрытые вещи, на все эти корпоративки в надежде, что он там и растворится. Там же душно. Нет, вполне можно работать, можно зарабатывать деньги, но там реально душно.

Дмитрий Степанов

Пару лет назад мы собирались делать в саду «Эрмитаж» зимний алкогольный фестиваль, где в качестве хедлайнера планировался «Ленинград». В то время московские власти относились к шнуровским концертам без особого энтузиазма, и мы с одним чиновником из мэрии обсуждали, насколько это вообще реально. Он сказал: никаких проблем, можете даже писать про это в журнале, главное — не ставьте на афишах название «Ленинград». Напишите что-нибудь типа «самая известная рок-команда из Ленинграда», и все будет нормально. История ничем не закончилась — не нашли спонсорских денег в достаточном количестве.

Андрей «Дед» Кураев

Однажды летом мы должны были ехать играть в Литву. А у меня кончились страницы в загранпаспорте. Я приезжаю к Сереге в Москву, а он тогда ездил на этом своем растабайке трехколесном. Говорю, так и так, у меня проблемы. Он позвонил каким-то людям и сказал им примерно следующее: «У нас есть Дед, а в паспорте у него нет страниц, так что, если вы не заморочитесь и не решите этот вопрос, мы, на хуй, не поедем на ваш концерт». И люди реально запарились, приехали за моим паспортом, отодрали как-то эту визу, повезли этот несчастный паспорт в посольство. Шнур вообще имеет способности разруливать мертвую ситуацию. Причем он же упрямый. Ему предлагали с другим музыкантом слетать или вообще без басиста, но он ни в какую.

Роман Парыгин

В Ростове-на-Дону мы жили в гостинице на берегу Дона. Я стою, смотрю в окно и вижу, что какой-то мужик пристает к Пузо. О чем они говорят — непонятно, но потом вдруг идет резкий удар в щи от Саши, и человек падает в клумбу. Саша уходит. Я выбежал на улицу, чувак поднялся, он оказался каким-то ровным. Сказал, ну все, вам пиздец, я уже всем позвонил, вы доигрались. Я ему, как могу, объясняю, что он неправ. И тут из темноты едет машина, достаточно крупная. Выходят чуваки, я им говорю: уважаемые, я администратор коллектива, ваш друг мешает ребятам отдыхать, получил по делу. Они посмотрели, взяли его в машину и уехали.

После этого случая Пузо подумал, что ему абсолютно все можно. Мы поехали во Владивосток, и там Саша опять перебрал сильно. Охранники начинают его выводить. А мне же больше всех надо, я начинаю их как-то останавливать, мол, что вы делаете да он там то-се. Тогда один охранник произносит фразу: «Вот к нам тут Scorpions приезжали — тоже пизды получили». Я спросил: «А что значит „тоже“?» Этот вопрос вызвал некоторое замешательство, в результате чего Саша под шумок был отправлен в автобус спать.

Всеволод «Севыч» Антонов

Нас отвезли на базу в какой-то бывший санаторий в какой-то бухте, километров пятнадцать от Владивостока, мимо вечно горящей свалки. Отвезли нас туда по той простой причине, что в городе Владивостоке не было горячей воды, а на базе она была. Десятое декабря. Серега все время спал, а мы с Пузо решили бороться со временем и жить по питерским часам. Ночь, день, нас не волновало, мы пьем, темно — типа шесть местного утра, мы думаем, нормально, у нас еще детское время. И вспомнили, что мы с той стороны Тихого океана купались в Сан-Франциско, а с этой — нет. И пошли. Минус десять на улице. Идем, видим — стоит Валдик, наш тромбонист, зеленого цвета. Мы не знали, что ему плохо, и взяли его с собой. Картина такая: ночь, мы голые купаемся в этой ледяной воде, которая все-таки теплее, чем воздух, отфыркиваемся, а Валдик стоит на берегу и блюет. Он неожиданно сказал: какая странная штука жизнь — кто-то купается, а кто-то блюет.

Андрей «Дед» Кураев

Выдающихся концертов у «Ленинграда» было не так уж много на самом деле. «Ленинград» вообще не так уж часто играл. Были скорее необычные поездки. Я помню Владивосток — попадаешь вообще не пойми куда, аппарата как такового ноль, а в зале какие-то странные люди сидят в шапках.

Роман Парыгин