«Телефон… Надо кому-нибудь позвонить!»

Она схватила телефон, отыскала среди бумаг, лежащих на стеклянном столе, визитницу, выдернула одну и набрала номер Артема.

Телефон не отвечал.

– Н-нет! – разъярилась она. – Ты не имеешь права со мной так поступать! Отвечай!

Однако и во второй, и в третий раз произошло то же самое – телефон молчал. Настя кинулась искать рабочие номера, выудила среди бумаг старый ежедневник и с облегчением обнаружила на первой странице наклейку с телефонами адвокатов коллегии.

«Его звали Ванюшей… – вспомнила она имя помощника, которому при ней звонил Артем. – Есть!»

В наклеенной распечатке помощник так и значился: «Ванюша».

Настя стремительно набрала номер, и спустя пару секунд на звонок откликнулись:

– Да?

– Ванюша! Где Павлов?!

– А вы кто? – оторопел помощник.

– Да какая разница, кто?! – закричала она. – С ним беда, понимаешь?! Он на звонки не отвечает!

Наконец проснувшийся помощник недовольно засопел:

– Он же в командировке… мало ли что…

– Я знаю! – отрезал Настя. – В Усть-Пинске! Но он не отвечает на звонки!

Помощник притих. Похоже, не отвечать на звонки не было отличительной чертой его шефа.

– Ладно, я поищу…

«Пустое! – поняла Настя. – Не поможет! Отец?»

Отец был не последней фигурой среди российской элиты, но она так давно не обращалась к нему… все хотела самостоятельности.

«Позвонить? – подумала она и глянула на часы – 02.38. – Или выехать?»

Если выехать немедленно, к утру Настя поспевала домой.

Так часто бывает в нашей жизни: помоешь машину – тут же пойдет дождь, и какие-то замызганные грузовики будут постоянно обдавать вас грязью; оставишь дома зонтик – и, считай, купил себе билет в дождевую мойку; порадуешься безоблачному небу – тут же налетят тучи и ответят тебе занудным душем.

Об этом старательно пытался думать Артем Андреевич Павлов, взбираясь по ведущей куда-то вверх дороге где-то посреди Уральского горного хребта. Но целиком изгнать сомнения не удавалось.

«Неужели – Шамиль?»

Тот последний номер, с которого позвонили на чужой телефон, не принадлежал Шамилю, но в такой ситуации это почти ничего не значило. У Артема не было сомнений, что его заказали, а главный судебный пристав навряд ли будет заниматься столь грязным делом лично.

«Неужели – Саффиров?»

Павлов понимал: единственной веской причиной заказа может быть только прямо сейчас решающаяся судьба Тригорского НИИ. Более того, он знал, как часто рейдеры прибегают в своем промысле к помощи службы судебных приставов… и он, увы, слишком хорошо помнил этот многозначительный взгляд армейского друга – в самом конце, когда тот давал ему сопровождающего.

«Но не в таком же деле! И не Шамиль! Только не он…»

В ушибах и ссадинах, мокрый, грязный, в изорванном костюме, с портфелем в руке он карабкался и карабкался по слякотной, сплошь покрытой талым снегом дороге вверх, но ответа на свои вопросы не находил.

«А ведь кое-кто считает меня погибшим…»

Его жена Любаша, теперь уже бывшая жена, частенько говорила Артему, чтобы он не отправлялся в одиночку в свои хоть и редкие, но неизменно рискованные командировки. И на то, если честно, были основания. То Артема угораздило насолить приморским краевым чиновникам, думавшим захватить энергосистему края, то он примется защищать волгоградского мэра, арестованного чуть ли не с согласия Президента, а то свяжется с нижегородскими банкирами, отбивающим очередную атаку мошенников. Однако до сего дня Бог адвоката Павлова миловал.

Отчасти ему помогала сугубо профессиональная мера предосторожности: Артем тщательно готовил каждую поездку и заранее давал журналистам пищу как для освещения событий, так и для размышления над ними. А тараканы, как известно, света не любят – разбегаются. Но сегодня Артем, как никогда хорошо понял и значение другой поговорки: «Чем ярче солнце, тем гуще тень». И сегодня прямо из этой темной зоны к нему и протянулась костлявая рука небытия.

* * *

Петр Петрович Спирский прибыл в Тригорск под утро. Прошел в спецчасть и охнул:

– Ты что, Колесов, наделал?! Как я здесь разберусь?!

Из-за использования спецсредств документы НИИ вывалились из ячеек и теперь в полном беспорядке были разбросаны по всей спецчасти. Петр Петрович поднял одну из папок, открыл и непонимающе тряхнул головой:

– А это еще что?

– А что такое, Петр Петрович? – заинтересованно вытянул шею Колесов. – Что-нибудь не так?

Но Спирский лишь потрясенно моргал, наклонялся, хватал следующую папку, открывал, отбрасывал в сторону и снова открывал.

– Не может быть! Кто это сделал?!!

Почти в каждой папке определенно недоставало нескольких варварски выдранных листов… следовало думать, наиболее ценных.

– Ты?!! – развернулся он к начальнику охраны его НИИ.

– Я здесь ни при чем, Петр Петрович! – отшатнулся Колесов и мотнул головой в сторону единственного окошка спецчасти. – Похоже, он кому-то все через окно перебросил.

Спирский подбежал к окну и яростно скрипнул зубами. Стекло было аккуратно выставлено и сунуто за сейф, а на прутьях виднелись мелкие частички бумаги и полиэтилена.

– Я думаю, он с адвокатом договорился, – сказал Колесов. – То-то он из гостиницы исчез…

«А адвокат уже мертв… – подумал Спирский. – Они оба мертвы. И где теперь бумаги? А главное, что я скажу Ною?!»

И от этой мысли по спине пробежал противный холодок.

Вольдемар прилег на диванчик прямо в рабочем кабинете и в течение ночи просыпался еще четырежды и четырежды набирал номер Артема, но каждый раз абонент оставался недоступен.

А ровно в семь утра Вольдемару позвонили:

– Месье Вольдемар?

– Oui, c'est moi!

– Простите, я не говорю по-французски, но знаю, что вы говорите по-русски, и я знаю, что вы в это время не спите.

– Да-да, пожалуйста, с кем имею честь?

– Я помощник Владимира Владимировича. Прошу вас от его имени быть сегодня в «Гранд-отеле», в номере 1232 в 10.00. Вас будут ждать.

– Хорошо.

В трубке старинного аппарата раздались гудки, а Вольдемар потрясенно выдохнул и подошел к окну. Он всегда полагался на собственную интуицию да на Божью волю – так, как учила его матушка, и в том, что произошло минуту назад, он всем сердцем ощущал Его волю.

Вольдемар покачал головой. Матушка вообще на удивление глубоко понимала суть вещей. «Самое страшное, – говорила Наталья Алексеевна, – обидеть Господа Бога! Ведь если человек отвернется от Бога, то и Бог отвернется от человека. А не видя друг друга, невозможно и помочь друг другу».