выдаче государственных долговых расписок разного рода и к выпуску бесценных денежных знаков, к обязательной поставке съестных припасов и к принудительным займам. Решили взимать налог с печей, со всех крестьянских повозок, с париков.

Главным двигателем финансового дела явился известный Герц. Первая грамота о новой монете относится к 14-25 марта 1715 года. Король заявил, что недостаток в звонкой монете принудил его прибегнуть к выпуску медной монеты или медных денежных знаков. Внутренняя их ценность не сходилась с номинальной, и потому вскоре пришлось прибегнуть к ряду понудительных мер, дабы побудить население брать эти денежные знаки. Чтобы иметь металл для этой монеты, король предписал Камер-Коллегии скупать всю медь, находившуюся в частных руках. Остались только колокола в церквах, единственные металлические изделия, до которых, неутомимый в отыскании новых источников для пополнения казны, Герц не дотронулся, опасаясь гнева набожного короля. В разных грамотах появлялись повеления Карла XII, беспощадно наказывать всех, кто не принимал денежных знаков или возвышал цены своих товаров.

Следующим шагом шведского правительства явилось принуждение всех насильственно продавать свой товар. Когда и это не помогало, правительство прибегло к искусственному устройству торговли. Владельцы всех товаров должны были продавать их в казну по таксе и за денежные знаки. Для всех товаров были учреждены казенные магазины. Каждый крестьянин поставлял для них определенное количество ржи, сена и пр. Потом (в 1717 г.) всех обязали составлять опись находившихся у них хлеба, соли и т. д. В Стокгольме 18 лицам, коих сопровождали солдаты, поручено было посещать все амбары и кладовые. Незадолго до своей кончины Карл XII запретил земледельцам покупать более зерна, чем было необходимо для посева. Короче, правительство Карла XII регламентировало каждый шаг своих подданных.

Налоги росли с ужасной быстротой.

Назначенный министром финансов и встав во главе нового финансового управления, Герц обращался с Швецией», как с осажденным городом. Все крупные и крутые меры оправдывались тем, что «Швеция со всех сторон окружена врагами и уподобляется осажденной крепости, где частные интересы должны быть приносимы в жертву общему благу».

Результаты получились, конечно, самые печальные. Внешняя торговля почти прекратилась. Труд и бережливость не приносили более никакой пользы. Во многих частях Швеции люди питались древесной корой, так как только третья часть пахотной земли обрабатывалась. Горное искусство и промышленность пришли в упадок. Французский посланник писал 16 июня 1717 года: «Герц сказал, что если враги теперь сделают нападение на Швецию, то они завоюют только пустыню»..

Нелегко доставались деньги. Еще затруднительнее заполнялись ряды войска. Случаи сопротивления при сборе рекрут и налогов, первоначально редкие, стали учащаться; в некоторых областях вспыхнули мятежи, причем народ силой отбирал провиант, собранный для войска, и изгонял сборщиков податей.

Король получал и солдат, и деньги, но страна опустела. В 1717 г. в одной Швеции умерло 60.000 детей. Число городских обывателей уменьшилось в 1719 г. на две трети против 1701 г. Из 1.200 гвардейских солдат было 500 больных. На улицах Стокгольма нередко находили трупы людей, умерших голодной смертью.

К принудительной поставке сена, соломы, хлеба и мяса, лошадей и повозок, к принудительным займам и рекрутским наборам присоединился принудительный постой войска, которое расквартировывалось во время зимы по городам и селам, с возложением на граждан обязанности содержать солдат без вознаграждения от казны.

Уже в 1712 г. положение страны было таковое, что французский посланник донес своему правительству: «бедствия превзошли все границы, и я не понимаю, каким образом Швеция перенесет это время».

В декабре месяце 1718 г. пронеслась весть о смерти Карла XII. Это известие было встречено в Швеции с нескрываемым чувством облегчения. Для всех было ясно, что в лице Карла Швеция хоронит последнего короля-завоевателя, и что впредь иной гений будет руководить судьбами государства.

Русские довольно легко проследовали по южной Финляндии и поднялись до Эстерботнии. После падения Выборга, в крае не имелось крепостей, которые могли бы оказать им серьезное сопротивление. По мере того, как русские наступали, местное население удалялось. Чиновники, духовенство вместе с епископом, и все более или менее состоятельные люди переехали в Швецию или на Аланд, бедное население разбежалось по лесам, или скрывалось в Эстерботнию.

Самым большим несчастьем для Финляндии явилась слабость местной власти. Правительство отдало распоряжение, чтобы ценное имущество, в роде колоколов, люстр и т. п., из прибрежных округов перевозилось в Швецию, а во внутренней Финляндии — зарывалось в землю. Абоский гофгерихт приготовился к переселению в Эстерботнию. Государственная касса была пуста, почему в Финляндии отобрали даже малейшие церковные сбережения.

Епископ Иоганн Гецелиус (младший) отправился в Стокгольм на заседание риксдагской комиссии, а затем остался в Швеции, почему те, которых надлежало рукоположить в пасторы, должны были ездить туда. Епископ Выборгской епархии Давид Лунд также самовольно отлучился с своего поста. Только временные консистории, учрежденные в Борго и С.-Михеле для надобностей восточной части края, оставались в Финляндии во время войны.

Беспорядок царил во всем и деморализация охватила всех. Чиновники получали половину (и менее) своего жалованья, что побуждало их злоупотреблять своей властью и притеснять народ разного рода незаконными поборами. Король и высшие власти находились далеко, почему сдерживать подчиненных некому было. Офицеры и финские солдаты также безнаказанно своевольничали. Со всех сторон раздавались жалобы на фохтов и других сборщиков податей, требовавших незаконных взносов, или употреблявших казенные средства на собственные надобности, но жалобы оставались не рассмотренными.

Гражданские чины, особенно пасторы, герадсгевдинги, фохты и ленсмана играли в то время значительно большую роль, в качестве представителей государства и народных руководителей, чем теперь. Если жители средней и северной части Кексгольмской губернии, не будучи еще завоеванными (в 1710 г.) русскими, признали верховенство Царя, то благодаря влиянию пасторов в Лиелисе, Либелице и Раутаярви. Подобную же роль, хотя и не в такой мере, сыграли, кажется, многие из их сослуживцев и в других местах Финляндии в 1713 г.

Население было недовольно не только фохтами и сборщиками податей, но и арендаторами казенных дворов, и это выражали явными восстаниями. Так, в 1710 г. крестьяне поднялись в кирхшпилях Пиелис и Нурмис против арендатора, майора Симона Аффлек (Affleck), а в 1713 г. крестьяне докончили начатые русскими грабежи в южной части Абоской губернии, причем до основания было ограблено имение Тюкё (Туkö).

Первоначально ужасы войны были занесены на север Финляндии торговыми интересами. Эстерботния долго оставалась в стороне от непосредственного влияния войны, в виду того, что из Саволакса и Карелии не было проложено к ней летних дорог; особенно мирно текла жизнь в городе Каяне. Старинный торговый путь, который из России вел вдоль водных систем