Совершить акт ареста с применением унизительных и неправомерных процедур, забывая о человеческом достоинстве, это означает по существу, что совершен произвол, который перечеркивает любые праведные намерения. И весьма досадно, что этот произвол не замечает юрист Феофанов, недавно восторгавшийся на страницах «Известий» тем, что в Америке даже при задержании на месте преступления полицейский обязан объявить о его праве на помощь адвоката и о том, что любые его показания могут быть использованы судом против него. Но, вероятно, и здесь опытный журналист рассуждает: это — для них, но не для нас.

Не может не вызывать сомнений и существо обвинений в адрес Чурбанова. В интервью он описывает действительные события в Газли, которые до прочтения интервью мне были известны, слово в слово, от бывших генералов Норова и Норбутаева, находящихся в этой же колонии. Если принять во внимание те объективные обстоятельства, что во время встречи в Газли Чурбанов и Каримов даже не были знакомы, то явно, что версия о передаче взятки в сумме 10 тысяч рублей после посещения небольшого поселкового магазина выглядит просто смехотворной.

Несостоятельна и версия о передаче Чурбанову 50 тысяч рублей от Худайбердыева, который в тот момент находился в пенсионном возрасте и не мог рассчитывать на какие-то перспективы по службе; тем более, что Чурбанов реально своей властью не мог что-либо решить для Худайбердыева. Однако логика этих событий никого не интересовала. Не вызвал особого замешательства у суда и тот факт, что после суда уцелело лишь около 15 % от объема обвинения, выдвинутого Прокуратурой СССР; что весьма убедительно свидетельствует о низком качестве следствия, не говоря о старании любой ценой нагромождать обвинения.

Сама легкость возникновения и отмены обвинения во взятках на сотни тысяч рублей — это весьма показательный симптом серьезной болезни органов следствия. Даже не подвергая подробному анализу эти важнейшие детали уголовного дела, объективный читатель останется в смятении в попытке определить, где истина. Но не опытный юрист — журналист Ю. Феофанов! Он не сомневается ни на минуту, что Чурбанов — преступник.

Аргументы у него не столь юридически, сколь эмоционально политизированы: мол, подвизался на комсомоле, женился по расчету, знал «грехи» ГУЛАГа, но молчал, поэтому — виновен. Виновен и баста! Меньше всего хотелось бы, чтобы читатель подумал, что я считаю Чурбанова безгрешным. Но уверен, что его грехи весьма незначительны по сравнению с теми, кто подарил стране Чернобыль или Карабахский узел, стоившие народу сотен тысяч семей беженцев и десятков тысяч погубленных жизней.

Разница в том, что Чурбанова взяли по команде, а виновников действительных трагедий до сих пор оберегают от гнева народа. Убежден, что достаточно обычного профессионального интереса Прокуратуры СССР к виновникам крупных трагедий последнего времени и миллиардных убытков в мелиорации, миллиардных потерь в сельском хозяйстве, и мы стали бы свидетелями невиданных уголовных процессов, в которых выявились бы подлинные преступные противоправства. Но это были бы уже процессы не над лицами, а над самой командно-административной системой, доведшей страну до кризиса.

С наивностью школьника Феофанов упрекает Чурбанова в том, что последний якобы не информировал Брежнева о катастрофическом состоянии мест заключения, о других бедах, имевших место в стране. Бедный гуманист Феофанов! Он до сих пор думает, что Брежнев или кто-либо мог что-либо изменить по личному усмотрению! Напрасная мечта! Любые усилия в любой области тонули в громадном омуте бюрократизма, где любой параграф инструкции ставился выше живой боли живого человека.

Эту ситуацию, какпоказало время, может изменить не один человек, а крупная ломка всей системы, в которой человеку была отведена роль послушного винтика. Это задача и решается сейчас с большим трудом.

Феофанов настойчиво призывает, точнее говоря, приказывает покаяться в грехах. Каяться и никаких гвоздей! Нечего сказать, покаяние — дело благородное. Но не может не знать Феофанов, что покаяние — это не приказное дело, а дело личной нравственной позиции человека. Возможно, Чурбанову есть в чем каяться, и он это сделал или сделает по-своему.

Но я более чем убежден, что в покаянии больше нуждаются те, кто привык с неизменной уверенностью в своей правоте давать окончательные и непререкаемые моральные оценки любому человеку, особенно если этот человек оказался в центре общественного внимания. Они в таком случае черных красок не пожалеют, чтобы этот человек выглядел в глазах народа носителем всех возможных пороков.

Нет уж, извольте, уважаемый Ю. Феофанов, пора уж и вам осознать свои грехи и раскаяться перед народом. Кто, как не вы — журналист центральной печати, взахлеб раскрашивали невиданные горизонты общества развитого социализма, оказавшегося на поверку обществом застоя. Кто, как не вы, воспевали образы верных ленинцев от Хрущева до Брежнева и Черненко, любовно редактируя и цитируя их труды. Перечень ваших заслуг можно продолжать бесконечно. Вы и сегодня не можете оторваться от двухцветного стиля изображения событий, белого или черного, хотя известно, что мир многоцветен.

А на судьбе Юрия Чурбанова, думаю, еще рано ставить точку, особенно после второго суда, где у семьи Чурбановых не выявлено преступно нажитого богатства. Судьба Чурбанова — скорее всего, одна лишь капля в море кровоточащих ран произвола, содеянного группой Гдляна-Иванова в Узбекистане. Эта рана кровоточит еще и сегодня слезами тех людей и близких, кто был незаконно арестован и осужден в 1983–1986 годах. Виновника произвола еще ждет заслуженное возмездие.

И в завершение последняя новость из жизни колонии «для бывших»: по протесту заместителя Генерального Прокурора СССР Верховный Суд Узбекской ССР отменил приговор по делу В. Иззатова и освободил его из-под стражи. На днях В. Иззатов уехал домой после 7 лет (из 13 лет по приговору) отбытых неизвестно за что по прихоти Гдляна и Иванова. Короче, жизнь продолжается, а правда медленно, но побеждает.

В. Вышку, незаконно осужденный,

бывший заместитель

Председателя Совета Министров

Молдавской ССР

7 августа 1990 года.

Мне кажется, так думают многие.

* * *

Трудно в колонии, очень трудно. Уходят годы, кончается жизнь. Да и здоровье крепче не становится.

В этом году мне исполнилось 54 года. Еще вполне работоспособный возраст. Очень хочется вернуться к конкретному делу — с новой оценкой, с новыми мерками и подходами, с новыми людьми. То окружение, которое у меня было раньше, я бы, конечно, в свою команду уже не взял. Не все показали себя настоящими людьми.

«Зэки» стараются не нарушать порядок и уважать администрацию. Но есть и многие другие проблемы. Среди офицеров колонии встречаются разные люди: умные и не очень умные, скромные и чванливые — эту чванливость я сполна на себе испытал. Что там греха таить, многим прапорщикам, лейтенантам (да и людям из младшего офицерского состава) приятно кольнуть бывшего генерал-полковника и первого заместителя министра внутренних дел страны. Но таких все-таки мало.