- Вот видишь, - настырно вернулся он к прежней теме,когда в четверть первого поступило сообщение еще об одном подходящем блондине,- это уже четвертый. А сколько их еще будет?

- Юрочка, из первых трех только один пришел безкомпании. Что ты так волнуешься? И этот четвертый, я уверена, окажется сдрузьями, через пару минут тебе сообщат об этом.

- Все равно я не понимаю, - упирался Коротков, - почемуты решила, что Фанат - непременно одиночка? Ну вот почему, почему? Ну убедименя!

- А просто так, на слово, не веришь? - улыбнуласьНастя.

- Не верю!

- Станиславский ты мой. Иди в театр, работай режиссероми говори актерам: "Не верю!" Ты помнишь наш вчерашний разговор сженой Лесникова?

- Помню, чего ж тут не помнить, чай не в прошлом годубыло. И что?

- Я вот после вчерашнего все думаю, а зачем, собственноговоря, люди общаются?

Юра поерзал на сиденье, стараясь устроиться лицом к Насте.

- Чего-о-о? - недоуменно протянул он.

- Повторяю: для чего людям бывает необходимо общатьсядруг с другом?

- Ну как это для чего? Чтобы обмениваться информацией.Информационный голод - самый непереносимый стресс и самый мощный двигатель. Этовсем известно.

- Ладно, я задам вопрос по-другому. Почему тыиспытываешь потребность поговорить с кем-то, поделиться своими переживаниями,рассказать о том, что у тебя произошло? Почему ты стремишься не получитьинформацию, а дать ее? У тебя в данном случае никакого голода нет, а ты всеравно стремишься к общению. Можешь объяснить, почему? Вот ты на протяжениипочти десяти лет бегал ко мне в кабинет и рассказывал, какая у тебя Лялькастерва и какой ты несчастный, потому что не можешь слиться в любовном экстазесо своей Людмилой. Заметь себе, я тебя об этом не спрашивала, ты сам прибегал иплакался мне в жилетку.

В переговорном устройстве раздалось потрескивание, потомпослышался голос одного из оперативников:

- Второй, я Пятый. Номер четыре встретился с девушкой,они уходят.

- Скатертью дорога, - пробурчал Коротков себе под нос иуже громче добавил: - Пятый, пусть он уходит. Отбой.

- Ну вот, а ты переживал, - усмехнулась Настя. -Одинокие молодые люди в наше время большая редкость, особенно если искать их нев библиотеках, а в местах ночных тусовок. Так ты не увиливай, большой босс, тыотвечай на мой вопрос. Для чего ты лил слезы у меня на плече, рассказывая мнебайки об общей несправедливости мироустройства?

- Это же коню понятно, - фыркнул Юра. - Чтобы ты меняпожалела. Любому человеку необходимо сочувствие.

- Хорошо. А если бы ты не изменял своей жене Ляльке, апросто встречался бы с Людмилой, тебе нужно было бы мое сочувствие?

- А на фига? Чему тут сочувствовать-то? Все честно, всепутем. Я не пойму, куда ты клонишь.

- Сейчас поймешь. И теперь вспомни-ка, любезный мойначальник, было ли хоть раз, чтобы ты пришел ко мне и сказал: Ася, я сволочь, яподонок, я женился на женщине, обещая ей райскую жизнь и страстную любовь догробовой доски, и не сдержал своего слова, я ее обманываю, а она мне верит. Уменя не хватает мужества признаться ей в том, что я ее больше не люблю, что якогда-то ошибся и теперь эту ошибку понял. Я трус и поэтому обманщик. Я иЛюдмиле изменяю, потому что периодически выполняю супружеский долг и ложусь сЛялькой в постель. Я плохой человек и поступаю дурно.

Коротков задумчиво молчал, затягиваясь сигаретным дымом.

- Ну так как, Юрасик, было такое или нет?

- Допустим, не было, - ответил он как-то неуверенно. -И что с того? Зачем я буду тебе это говорить? Я что, сам этого не понимаю?

- Вот именно, солнце мое. Ты мне говорил совсем другое.Что Лялька не понимает твою милицейскую душу, что у нее испортился характер,что она стала совсем невыносимой, по каждому поводу начинает на тебя орать и нехочет считаться со спецификой твоей службы. То есть в глубине души ты знал ипонимал одно, а вслух произносил совсем другое. Ты создавал другую реальность,ту, которая тебе была удобна, потому что та реальность, которая существовала насамом деле, была тебе неприятна, и ты, сознательно или подсознательно,стремился заменить ее другой, более приемлемой. Я не слишком сложно объясняю?

- Не тупой, - огрызнулся Коротков. - Ты давай к Фанатупереходи, нечего своему начальству кости перемывать.

- О, вспомнил наконец, что ты начальник! -расхохоталась Настя. - А если говорить о Фанате, то в первую очередь надовспомнить о том, что он, вероятнее всего, психически нездоров. Или здоров, ноотличается невероятным своеобразием мышления и суждений. Двадцать первый век напороге, а он подметные письма строчит предмету своей неземной страсти и тайновершит правосудие над теми, кто не разделяет его высокого мнения о Медведевой.Это что, нормально, как по-твоему?

- Да псих он, ясное дело, это мы уже раньше поняли. Ачто, психи, по-твоему, не стремятся к общению, у них друзей нет? Да я тебе тыщупримеров приведу, когда психи стараются свою искаженную реальность навязатьвсем подряд, и письма пишут в газеты, и к прохожим пристают со своими бреднями.Им тоже хочется поделиться своими соображениями. Нет, ты меня не убедила.

- А исторические примеры тебя тоже не убеждают? Тывспомни, сколько раз мы имели дело с маньяками-убийцами, и ни один из них,между прочим, не испытывал потребности кому-то рассказывать о своих подвигах.Ни у одного из них не было друзей-приятелей, ни один из них не делился своимивпечатлениями и переживаниями после очередного убийства. Они даже дневники неведут, потому что у них нет необходимости создавать вторую, удобную имреальность. У них реальность одна, одномерная и абсолютно правильная. На ихвзгляд, конечно. Они убивают, потому что ТАК НАДО, и никаких угрызений совестии сомнений в своей правоте нет и быть не может. А что касается тех сумасшедших,о которых ты только что говорил, так они не сочувствия ищут и не общения, онипытаются навязать нам свою реальность, потому что верят в нее и считают, что ивсе остальные должны верить. Они хотят спасти общество от катастрофы, отизлучений там каких-нибудь или от преступных опытов. Другое дело, чтореальность эта бредовая, но она у них одна, и им не нужно создавать другую,чтобы лучше выглядеть в собственных глазах или в глазах окружающих. Ониуверены, что правы, и не нуждаются ни в чьем одобрении. И маньякам-убийцам ненужно одобрения со стороны, они сами себе судьи, сами принимают решения и самиих выполняют. И ни с кем не делятся.

- Да, - кивнул Юра, - насчет исторических примеров ты,пожалуй, права. Вот слушаю тебя и пытаюсь припомнить все наши дела о серийныхубийцах. Про них потом всегда говорят: "замкнутый, скрытный, ни с кемблизко не сходился". Ладно, будем считать, что я тебе поверил. О, опятьшуршит.