— Куда хочешь. Где ты любишь ужинать?

— Боюсь, тебе там не понравится! — рассмеялся он.

— Почему?

— Шашлычки, жаренные на углях ребрышки, хачапури — тут о фигуре придется забыть!

— Пойдет. Поехали.

Маленькое грузинское кафе было заполнено посетителями, но, увидев Тёму, официантка тут же нашла для них столик, усадив их с самой любезной улыбкой. Альбина, приподняв бровь, наблюдала за этой сценой. Видно, он тут известный посетитель.

— Как всегда? — осведомилась девушка.

— Да, Танюша. Ты вино домашнее будешь? — обратился он к Альбине. Она кивнула. — И вина нам литра два.

— Ты же за рулем? Или думаешь, что я два литра выпью?

— Да я здесь машину оставлю, они присмотрят. Завтра заберу перед работой. Я здесь недалеко живу.

Пока девушка раскладывала на столе зелень, соленья, брынзу, специи, к ним подсел низкого роста упитанный мужчина с характерной кавказской внешностью.

— Какие гости! Давно не видел, дорогой! Где пропадал? — похлопал но по-свойски Симонова. — Дато, — представился он Альбине и с широченной гостеприимной улыбкой протянул руку. — Большой друг вашего уважаемого спутника. Друзья моего друга — мои друзья! Заходите в любое время — все лучшее будет для вас!

— Спасибо!

— Ты как сам, Дато? — спросил Артем. — Все нормально?

— Да, слава создателю и тебе, все хорошо! Ваш друг меня из маленьких кусочков заново собрал и склеил, вы знаете об этом? Я ему жизнью обязан! Ну ладно, не буду больше вам мешать. Кстати, у нас сегодня свинина отменная, рекомендую! Вино — за мой счет!

Он ушел, кивая налево и направо посетителям и Альбина заметила, что он прихрамывает.

— Что, действительно собрал по кусочкам? — спросила она тихо.

— Вроде этого. Он в хорошую мясорубку попал, чудом выжил. Молодец, не будь у него такой воли к жизни и оптимизма, ни за чтобы не выкарабкался.

Альбина опустила глаза. Не то, что у неё.

Еда и вино были отменными, как и обещали. Прелесть маленьких домашних кафе в том, что они за массовостью не утрачивают колорита и домашнего качества. Альбина сто лет не была в подобном месте, предпочитая раньше какие-нибудь шикарные и модные места, где еда была хоть и хорошей, но не такой уютной. Вино ударило в голову, расслабило, разлилось по всему телу волной, снимающий одну за другой цепи комплексов, давая свободу каждой мышце, каждому суставу, возвращая былую гибкость и пластику, зажатым беспощадной хозяйкой, решившей, что им больше не место в её движениях. К концу вечера она уже танцевала под звуки томного голоса симпатичной певицы, призывающей верить в любовь. Отдавалась танцу всем телом, закрыв глаза, забыв об окружающей обстановке. На какой-то миг она забыла обо всем — об ожоге, о чужом лице, о Тёме, она почувствовала себя Альбиной, Альбиной Дормич, прежней, беззаботной, восемнадцатилетней девушкой, мир для которой был полон самого лучшего. Замолчавшая певица вернула её в реальность. Она вздрогнула, обвела взглядом кафе, людей, восхищенно смотревших на неё, Тёму, державшего её за талию. Почему взгляды окружающих настоящего так напоминают прошлое? Новая игра воображения?

Они сели за свой столик. Тёма молчал. Смотрел на неё, потом взгляд улетел куда-то вдаль, сквозь неё. В глазах читалось отчаяние. Ничем неприкрытое. Разве что смешанное со смятением. Он вдруг выпалил с решимостью тореадора, бросающего вызов быку:

— Знаешь, ты только не смейся, но мне на мгновение показалось, что ты так сильно напоминаешь одну мою знакомую.

— Да? И кого же?

Зачем она спросила? Она же прекрасно знает ответ. Хочет сатисфакции? Чтобы он произнес, наконец, её имя? Чтобы показал, что помнит, что для него это тоже не прошло бесследно, что страдает не меньше, чем она?

— Только, повторяю, не смейся. — он нервно отхлебнул вина. — Помнишь, ты мне её фотографию показывала — Альбины Дормич?

— Да чем же я на неё похожа? — резко засмеялась Альбина. Если он сейчас дотронется до неё, она расплачется, разрыдается прямо здесь. И все расскажет. Но он, наоборот, откинулся на спинку стула, словно нарочито увеличив расстояние между ними. Чего он боится?

— Да многим. Голос, фигура, походка, движения, как танцуешь. Даже в глазах есть что-то такое…

— А ты её так хорошо помнишь? — она наклонилась к нему вперед всем телом, почти улегшись на стол. — Ведь говорил, что не видел давно, что не интересуешься ею?

Скажи это! Скажи! Произнеси то, что она хочет услышать!

— Да, помню.

Запнулся. Подбирает слова. Заметно, как выражение лица меняется, вновь приобретает прежнее, беззаботное, лишенное воспоминаний.

— Она же известная личность! — это уже слова не из глубины души. Просто стандартное прикрытие. Все. Момент упущен. —Она же везде мелькала, невозможно не видеть.

— Так она тебе нравилась или нет?

Этот вопрос она задала уже чисто механически. Разговор вновь перешел на уровень общения двух масок.

— Да при чем тут это?

— Ну, пытаюсь определить, если я на неё похожа, это мне плюс или минус.

— Так, этой даме больше не наливать, — перевел он все в шутку. — Тебе еще что заказать?

— Ты мне не ответил на мой вопрос. Она тебе нравилась или….?

— Нравилась, нравилась, мне вообще все нравятся. Так что тебе заказать?

— Ничего. Пошли домой.

— Уже?

— Да. Ты со мной не хочешь разговаривать, отмазываешься шутками. Думаешь, я пьяна? Ни капельки. Для меня это — как банка колы.

— Угу, — глаза его весело блеснули, глядя на её порозовевшее лицо. Странная она. Словно борются в ней два разных человека, и наружу выглядывает то один, то другой. Она в самом деле напомнила ему Дормич, каким бы абсурдом это не казалось. Слова, что она напомнила Альбину служили лишь вершиной айсберга. Айсберг этот уходил основанием далеко под воду. Глубиной в десять лет. Десять долгих лет взросления, закаливания по жизни, ломки своих привычек и ценностей. Да, пришлось сломать многое в себе, чтобы оправдаться перед самим собой, доказать собственную правоту, поверить в правоту решений. И он почти поверил в успех самоизменений, поверил, что добился того баланса, к которому стремился. Баланса, разрушенного в одночасье собственной рукой.

Жил себе студент Тёма вольной беззаботной жизнью, учился на врача, имел друзей, влюблялся, радовался, огорчался. Все, как у людей. Был у него друг Олег. Журналист. Балагур и лоботряс — равных не было. Друг детства. Бывало, не виделись годами, а потом вдруг вновь сближались и проводили все вечера напролет вместе. В общем, тоже обычная история. Была. Пока не появилась у Олега девушка. Тёма на девушек друзей не имел привычки заглядываться, потому внимания на неё особого не обратил. Тем более, девушка была с гонором, модель, красивая, считала себя звездой. Да и была звездой в свои восемнадцать лет. Тёма подумал тогда, что девушка Олегу морочит голову, но лезть в их дела не имел никакой охоты. Зачем?