Странно, но это открытие (если можно назвать открытием цепочку умозрительных рассуждений) не вызвало у меня сильных эмоций. Возможно, потому, что я был подсознательно готов к чему-то подобному: намеки Трофимова, вскользь брошенная фраза о том, что в район складов редко заглядывает полиция, барская привычка экипажа жить в шикарном пятизвездочном отеле на берегу океана даже самого наивного романтика заставили бы призадуматься. А я не был ни наивным, ни романтиком.

Я даже испытал нечто вроде облегчения: мне наконец стало ясно, почему экипаж, кроме Трофимова, так недружелюбно меня встретил. Эти люди занимались опасным и совершенно незаконным делом. Возможно, они даже друг другу не доверяли, что уж говорить о чужаке, которого ни один из них раньше в глаза не видел. К тому же мой предшественник, судя по всему, сделал что-то, что им очень не понравилось, не зря же Хуан сказал: «У него были проблемы с твоими друзьями». Правда, если верить Трофимову, у прежнего переводчика были хорошие отношения с радистом. Но кто знает — может быть, именно это и сыграло роковую роль в его судьбе?

Погрузка закончилась незадолго до полуночи. Снова появился Хуан, коротко спросил Кэпа: «Все нормально?» Кэп сверился с блокнотом Трофимова, посовещался с Пжзедомским и кивнул: «Да».

— Тогда летите, — сказал Хуан. — И помни, Кэп, ты дал слово.

Он махнул рукой, и вдоль проложенной в сельве посадочной полосы зажглись яркие огни.

«Кит» взлетел в бархатную колумбийскую ночь, к крупным, словно горох, звездам. На этот раз Кэп приказал мне находиться в кабине пилотов — видимо, из опасения, что я не удержусь и проковыряю дырочку в одном из тюков. Таким образом, я стал невольным свидетелем «выяснения отношений» среди экипажа.

— На этот раз вроде бы пронесло, — вздохнул Лучников (пока мы находились на земле, я вообще его не видел — он безвылазно сидел в кабине).

— Если только это называется «пронесло», — желчно усмехнулся Пжзедомский. — А я ведь предупреждал, что этот Робин Гуд рано или поздно нас подставит.

Кого он называл Робин Гудом — то ли Эстебана, то ли Боно, — я так и не понял.

— По всем понятиям, мы теперь им должны, — поддержал его Харитонов. — И должны так, что мама не горюй.

— Не мы, а я, — веско сказал Кэп. — Расписку писал я, и ответственность вся на мне.

Я заметил, что легче от этих его слов никому не стало.

— Как будто Боня разбираться станет, — возразил радист. — Вы ж сами знаете, Леонид Иваныч, если что, хлопнут всех…

— А Эстебан точно не заплатит? — робко спросил Трофимов.

— Догонит и еще раз заплатит, — оборвал его Кэп. — Как мы ему докажем, что он кому-то чего-то недопоставил?

— Накладные же есть, Леонид Иванович… — неуверенно проговорил штурман.

— Ты с ними в суд пойдешь? Все было на честном слове. Эстебан просто скажет, что его не так поняли. А кто подтвердит, что мы правы?

— Так вы ж сами с ним разговаривали, Кэп.

Дементьев на мгновение оторвался от своих приборов и обернулся ко мне.

— Был еще один человек, если кто не помнит.

Видимо, он имел в виду предыдущего переводчика. Для меня не стало сюрпризом, что после этих слов в кабине повисла мертвая тишина. Я уже привык к тому, что экипаж «Кита» всячески избегал разговоров о моем предшественнике.

Мое присутствие явно мешало остальным обсуждать крайне важную для них проблему. Я потянулся и, стараясь, чтобы это прозвучало естественно, спросил:

— Долго нам еще лететь-то? Я бы покемарил.

— Валяй, — разрешил Кэп. — Посадка через шесть часов.

Это меня удивило, потому что перелет из Венесуэлы занял у нас всего три часа. Но, поскольку никто не сообщал мне, куда мы летим, решил лишних вопросов не задавать.

Когда я проснулся, кабина была залита ослепительным светом встающего солнца. Мы летели прямо на поднимающийся из-за горизонта раскаленный диск. А под крыльями «Кита» лежал пламенеющий в рассветных лучах океан.

Было нестерпимо жарко.

Солнце еще только начало взбираться к зениту, но знойное марево уже колыхалось в воздухе. Бетон, на котором стоял «Кит», был раскаленным, как адская сковородка. Я чувствовал это даже через подошвы кроссовок.

— Экватор, — объяснил Петя, — что ж ты хочешь.

— Ясности бы хотелось, — сказал я.

— Все просто, товарищ. Мы улетаем в дальний путь, а ты остаешься здесь. Как бы за старшего. Твоя задача — дождаться нашего возвращения в целости и сохранности. Не утонуть в океане, не обожраться до смерти ананасами, не упиться кашасой. В общем, два дня приятного ничегонеделания. Которые, кстати, будут оплачены тебе как рабочие. О чем это говорит?

— О том, что Кэп мне не доверяет, — мрачно ответил я.

— Дурашка. О том, что и у нашей работы есть свои положительные стороны. Ну чем тебе не курорт? — Петя обвел рукой окружавшую аэродром пальмовую рощу. — Найди себе здесь юную мулатку-шоколадку и развлекайся, сколько душе угодно. Ну?

— Слушай, — сказал я, — а если вы, к примеру, не вернетесь? Так, чисто гипотетически? Что мне тогда делать? Я ведь даже не знаю, в какой точке экватора нахожусь…

Трофимов задумался.

— Хороший вопрос. Начнем с того, что это все-таки не совсем экватор. Километров двести к югу. Представляешь себе карту Бразилии?

— Так мы в Бразилии?

— В ней, родимой. Залив Сан-Маркос, если тебе это о чем-то говорит.

Я напряг память.

— Дельта Амазонки?

— Эрудит, — похвалил меня Трофимов. — Тебя в «Что? Где? Когда?» играть не приглашали? Зря. Ну, в общем, ты прав. В двух днях пути отсюда на север — город Белен. Если что, доберешься до него, там есть все признаки цивилизации, включая телефон и Интернет. Свяжешься с нашим московским офисом, тебя вытащат. Но это, как ты понимаешь, самый крайний вариант…

— Погоди, погоди… а почему я не могу связаться с Москвой отсюда?

Петя улыбнулся.

— Отсюда — не можешь. Это бывший армейский аэродром, официально он уже лет десять как не существует. Да не волнуйся ты, через два дня мы тебя заберем.

Он хлопнул меня по плечу и пошел к трапу — высокий, нескладный, словно журавль.

«Кит» уже разогревал турбины, готовясь к взлету. Я закинул на плечо свой рюкзак и направился к приземистой бетонной коробке, примыкавшей к белой башенке диспетчера.

Там играли в карты двое охранников — негров. Возможно, правда, это были не негры, а мулаты с преобладанием африканской крови или даже самба — потомки от смешанных браков негров и индейцев.

— Привет, — сказал я по-испански. Охранники уставились на меня, как на привидение. — К сожалению, я не говорю по-португальски. Вы понимаете испанский?