— Я здесь! — раздался откуда-то сверху знакомый голос.

Только теперь Артем заметил, что в проеме одной из бойниц центральной башни стоит во весь рост Надежда, вот-вот готовая броситься вниз с высоты третьего этажа. Калека, двигаясь с устрашающей стремительностью, мигом оказался у башни и осторожно принял ее в свои щупальца. Короткая передышка позволила врагам кое-как прийти в себя и перегруппироваться. Из всех щелей уже лезли вооруженные люди, мрызлы, рогатые жабы и всякая другая нечисть.

— К воротам! Быстрее! — крикнула Надежда, размахивая подобранной у колодца секирой.

Однако почти сразу выяснилось, что осуществить этот в общем-то реальный план (разметать кучку израненных и изнемогших в недавнем бою всадников, сгрудившихся перед воротами, представлялось делом плевым) вряд ли возможно: последней из-под низкой стрельчатой арки выехала Генобра в полном боевом облачении максара.

— Кому там еще неймется? — крикнула она. — А ну-ка, потише! Это ты, что ли, здесь резвишься, сестричка?

— Я, — сдержанно ответила Надежда.

— Значит, уйти хочешь? Без спроса, с обидой в сердце?

— Я к тебе в гости не набивалась. Поэтому и ухожу без спроса.

— Ну это уже как получится! — Тускло мерцающая лента рванулась из ее руки вверх. — Взять их! Бросить всех в колодец!

Вот тут-то и началась настоящая схватка! Тактика нападающих была хоть и незамысловатой, но эффективной — пока Генобра, размахивая клинком, загоняла Калеку в тупик, образованный двумя сходящимися под острым углом стенами, ее верные слуги заваливали Артема и Надежду своими телами.

После очередного, уже неизвестно какого по счету, тяжелейшего удара в висок, Артем вдруг утратил всякое желание продолжать борьбу и позволил дюжине разъяренных врагов уложить себя на обе лопатки.

«Ну вот и все, — подумал он, впрочем, без всякого сожаления. — Должен же быть когда-нибудь конец моим мучениям. Жаль только, что я так и не нашел на Тропе правильное направление…»

Все перед ним плыло и двоилось, темные точки мелькали перед глазами. Число их быстро увеличивалось, а число воинов, прижимавших Артема к земле, почему-то наоборот, уменьшалось. Те же, кто еще лежал на нем, вдруг утратили былую активность. Затем Артем увидел перед собой лицо Надежды. Черно-зеленая муха с длинным, как у комара, хоботком, упорно пыталась прокусить кожу на ее щеке.

— Накройся с головой и не смей вылезать без моего разрешения! — Она накинула на него толстую, пропахшую лошадиным потом попону. — Это ядовитые мухи. Нам с Калекой они не страшны, но твоя шкура для них недостаточно прочна.

О том, как разворачивались дальнейшие события, Артем мог судить только на слух. Лязг и грохот схватки сменились стонами и хрипом агонии, затем все звуки перекрыл пронзительный крик Генобры: «Поджигайте! Поджигайте все, что горит! Бросайте факелы в ров!» Под попону проник запах гари, а чуть попозже — и нарастающий рев пламени. Но еще до этого за стенами цитадели раздался незнакомый боевой клич и тяжелый топот штурмовых колонн. Кто-то проорал фальцетом, словно петух прокукарекал: «Генобра, последний раз тебе говорю! Если хочешь жить, отдай мне внучку Адракса!»

«Вот, значит, с кем сражалась Генобра, — догадался Артем. — Вот кто преградил нам дорогу. Не Стардах, не Карглак, а тот самый мальчишка-максар, пожелавший взять Надежду в наложницы. А мушки-то его оказались посильнее рогатых жаб и мрызлов…»

Пламя между тем разгоралось все сильнее. Так, наверное, должен был завывать огненный смерч, пожирающий нефтяную вышку. Дышать становилось все труднее, а жар донимал даже сквозь попону.

Артем осторожно выглянул наружу. Картина, открывшаяся его взору, была весьма неотчетливой по причине чрезмерной задымленности перспективы, однако общая ситуация читалась без труда. Как Генобра и велела, горело все, что могло гореть — чадили смоляные факелы, полыхала конюшня и крыша кордегардии. Горела и черная жижа во рву, потому что дым за стенами цитадели был даже гуще, чем внутри. Челядь Генобры или валялась по всему двору без признаков жизни, или хоронилась по всяким норам. Каменные плиты двора как будто поросли черно-зеленой травкой, кое-где еще шевелящейся, а в горячем воздухе вперемешку с жирными хлопьями пепла кружились тельца обгоревших и задохнувшихся мух. Атака оружия биологического была отбита оружием химическим, хотя цели своей достигла — из защитников цитадели уцелел, наверное, только каждый десятый.

Генобра все еще продолжала гонять подвижного, как ртуть, Калеку, а Надежда стояла рядом с Артемом, сосредоточенная, как спринтер, ожидающий сигнал стартера. Крики за стеной утихли, даже сопляка-максара не было слышно.

Наверное, Генобра давно бы разделалась со своей жертвой, если бы догадалась спешиться. Лошадь и седло не только не давали ей никакого преимущества перед стремительным и пластичным Калекой, а, наоборот, мешали. Трудно одной рукой ловить стрижа, когда другая сжимает поводья.

И вот наступил момент, которого дожидались Надежда и во всем послушный ее воле Калека. Лошадь Генобры, отличавшаяся скорее статью и резвостью, чем выучкой и боевым опытом, допустила оплошность, повернувшись к противнику левым боком (а рубить и колоть из такого положения, как известно, чрезвычайно трудно любому всаднику, если только он не левша).

Воспользовавшись секундной заминкой, Калека серой молнией проскользнул под брюхом гнедой красавицы-кобылы (успев попутно выпустить ей потроха) и как пушечное ядро понесся к воротам, сметая на своем пути всех встречных. Надежда, таща за руку все еще полуоглушенного Артема, бросилась за ним следом.

Они миновали лебедку, с помощью которой поднималась запиравшая ворота кованая решетка (на ее рукоятке висело тело стражника с лицом, сплошь усеянным раздавленными мухами) и оказались на мосту. Здесь Артем обернулся.

Генобра уже выбралась из-под рухнувшей лошади и сейчас, выставив перед собой клинок, гналась за ними. Однако бегать быстро ей не позволяли чересчур широкие бедра и тяжелая грудь.

— Прощай, сестрица! — крикнула ей Надежда. — Возвращайся назад. Пешком тебе за нами не угнаться, а все твои скакуны околели.

То, что раздалось в ответ, походило скорее на вой разъяренной медведицы, чем на человеческую речь.

Уже не оглядываясь более, все трое путников помчались по дороге, ведущей прочь от этого проклятого места. Однако им не удалось сделать и сотни шагов.

Из-за ближайшего холма сначала показалась узкая, вертикально уходящая вверх тень, затем сгорбленная фигурка мальчишки-максара и — наконец, двуногое косматое существо, на крутом загривке которого тот восседал. Черная гориллоподобная тварь (судя по свирепому оскалу пасти, вскормленная отнюдь не фруктами и пальмовыми листьями) прикрывала свою грудь и ноги хозяина щитом, массивным, как замковые ворота.

Белое, испятнанное ярким румянцем клоунское лицо кривилось в опасной усмешке, отполированный до зеркального блеска щит слепил глаза, клинок был готов упредить любое неосмотрительное движение беглецов.