После завтрака, пока еще не растеряла свою решимость, она позвонила Дейзи Баркер.

– Алло?

Аристократически правильный голос на другом конце провода звучал отрывисто, но дружелюбно. Вива спросила, может ли она встретиться с ней сегодня. Мисс Баркер ответила, что утром у нее часы в университете, но после ленча они могли бы увидеться в ее новой квартире в Бикулле. Знает ли она этот район? Нет? Ну, это немного в стороне от привычных путей, но она сейчас подробно объяснит, как туда добраться. «Автобус или рикша?» – уточнила она, к облегчению Вивы; о такси она пока что даже не могла и мечтать.

Вива надела свой костюм компаньонки, лучшие туфли и вышла на улицу. Надо было убить четыре часа до встречи с мисс Баркер, и она решила первым делом зайти в контору Кука на Хорнби-роуд и забрать почту, затем – в банк «Гриндли» и проверить свой тающий баланс, а при необходимости поговорить с менеджером.

Ночью шел дождь, и когда Вива переходила через дорогу, от мостовых шел пар. Вокруг нее простирался город: волы с грохотом тянули телеги, яркие, новенькие грузовики скрежетали тормозами, где-то кричал осел; ее окружало немыслимое столпотворение тел, живых, умирающих, занятых работой.

– Доброе утро, мисси, – сказал торговец пальмовым соком, сидевший скрестив ноги на раскладной койке на углу улицы. Теперь она каждое утро покупала у него чашку сока; его сладкий вкус всегда напоминал ей о Джози, которая любила пальмовый сок и всегда выпрашивала его у айи. Джози, так долго загнанная в какой-то дальний угол сознания, где память о ней не причиняла боль, теперь, после приезда сюда, снова стала реальной: Вива вспомнила, как они вдвоем носились на тонких ножках под дождем, крякали от смеха, как ездили на лошадях среди холмов, сидели на крыше их дома-лодки в Кашмире.

«Дорогая Джози. – Она сделала первый глоточек. – Сестренка моя».

Когда пальмовый сок коснулся ее губ, торговец соком приоткрыл рот словно птичка-мама. Иногда Вива наблюдала за ним из окна своей комнаты, как он сидел на этом пыльном углу по десять, двенадцать, иногда шестнадцать часов в день, до звезд, потом зажигал керосиновую лампу и заворачивался на ночь в одеяло. Она не имеет права считать свою жизнь особенно тяжелой.

– Восхитительно. – Она вернула ему стакан, и он улыбнулся, словно они были старинные друзья.

Она двинулась к Хорнби-роуд и остановилась на следующем углу, пропуская трех женщин в сари, похожих на ярких, разноцветных птиц. Их мелодичные голоса и непринужденный смех напомнили ей Тори и Розу; как странно, но она в самом деле скучала без них. Поначалу они были для нее талонами на еду, не более того, но теперь кем-то еще – она не решалась использовать слово «подруги», она всегда чувствовала себя на периферии событий (или такова участь всех экспатов?), но ей так не хватало маленьких порций мятного ликера, которыми ее угощали, и их историй; она с улыбкой вспоминала, как Тори заводила свой граммофон и учила ее танцевать «Императрица»-стомп.

Вот и Фрэнк тоже. Словами это не скажешь – будет глупо выглядеть. Она глядела, как он уходил прочь в одиночестве, как шел по трапу этой долговязой, слегка кривоногой поступью, пряча, как знала она теперь, свою сложную и умную личность. Он снова переоделся в штатское: полотняный костюм и шляпу, из-под которой выбивались волосы цвета жженого сахара. «Перелетная птичка, как и я сама», – подумала Вива и тут же проворно отскочила в сторону, так как ее чуть не сбила с ног телега. В тот последний день она могла бы зайти на пароход, но она стояла с Гловерами, и атмосфера была так накалена, что у нее не выдержали нервы. Вспоминая об этом, она чувствовала боль внутри, а потом злость на себя. Почему ее обидело, что они с Фрэнком даже не попрощались? Вероятно, сейчас он уже устроился где-то еще и ухаживает за новой стайкой женщин. У некоторых мужчин это получается непроизвольно: каприз природы, соответствующая улыбка, непринужденный вид делают их неотразимыми в глазах некоторых женщин. Она приняла решение больше с ним не видеться.

Когда она зашла в контору «Кук & Сыновья», сотрудники, одетые в униформу, раскладывали письма по маленьким латунным ящикам. Ее ящик под номером шесть был возле двери. Она достала из сумочки ключик и снова испугалась.

В ящике лежали два письма – одно из них с рекламой из магазина «Армия и Флот», где перечислялись специальные предложения этой недели – «серебряные щипцы для сардин» и «фетровые шляпы с двойной тульей черные, бежевые и др». И ничего от мистера Гловера; тюремное заключение откладывается, пошутила она и уже запирала ящик, когда клерк вручил ей красный конверт с крупным, неровным, каким-то школьным почерком Тори.

«Дорогая компаньонка!

Восхитительные новости! Я буду одна в этом доме целых две недели, начиная с 20 января. Машина тоже здесь!!! Маллинсоны уезжают на охоту. Так что, пожалуйста, пожалуйста, приезжай и составь мне компанию хотя бы на ночь, а если сможешь, то на все две недели. Тут куча комнат, где ты сможешь писать. Я пытаюсь уговорить Розу, чтобы она тоже приехала, тогда мы устроим биши. У меня очень веселая жизнь, некогда вздохнуть, не говоря уж о том, чтобы писать.

ХОХОХОХО

Тори

P.S. Есть ли новости от жуткого Гая?»

Возвращаясь назад по Хорнби-роуд, Вива разрывалась между противоречивыми мыслями и не знала, как поступить. Ей хотелось принять приглашение Тори. Свадебный прием в доме Маллинсонов был немыслимо пышным. Услужливый персонал, горячая вода, чудесные угощения плюс удовольствие повидаться с Тори и услышать все ее новости.

Но сможет ли она жить в доме жуткой Си Си Маллинсон? Она действительно не выносила эту особу. На свадьбе Розы каждый раз, когда они с Тори собирались перекинуться парой фраз, она тут же выскакивала откуда-то словно ужасная хищная птица, советовала им «циркулировать» среди гостей или делала странные замечания насчет того, что в Бомбее «нехватка свежей крови».

«Где вы повесили шляпку в Бомбее, подружка Тори?» – поинтересовалась она со своим подчеркнутым лондонским выговором, когда они встретились возле подноса с шампанским. Когда Вива ответила, что в ИВКА, она громко ахнула, вонзила ногти в руку Вивы и заявила: «Какой ужас, дорогая, я слышала, что там живут женщины, абсолютно потерявшие надежду на личное счастье. – Потом повернулась к своей знакомой и добавила: – Знаете, это вовсе не Индия».

Ну, возможно, Си чуточку нервничала или была слишком возбуждена, ведь такой прием – дело серьезное, но желание медленно вылить шампанское на смелую прическу миссис Маллинсон было велико. Даже теперь, вспоминая об этом, Вива бурлила от злости.

Как она смела насмехаться над акушерками, социальными работницами и школьными учительницами, которые жили в ИВКА? Ведь она даже представления не имела, кто они такие и как тяжело работали.

Она была из тех, кто считал индийских женщин темными и забитыми. Идиотка!

И где же была эта самая настоящая Индия, о которой говорила Си Маллинсон? А если она была частью ее, зачем у ее ворот стояли два вооруженных стража, эльзасцы? В какой-то момент они говорили о недавних беспорядках возле эспланады, и она сказала, что туземцы никогда еще не были такими агрессивными.