class="p1">Сибиряки, до сих пор державшиеся на левом берегу и прикрывающие непосредственно подступы к городу, тоже проявили себя достойно, в полной мере оправдывая свои предыдущие проступки, хотя на их участке фронта наступление было скорее отвлекающим манёвром.

В итоге к середине дня взять удалось лишь один небольшой участок на правом берегу Двины, однако, этот прорыв угрожал окружением целой группы армий, и его необходимо было немедленно устранить. То есть, нужна была контратака, лихая и дерзкая, нужно было уничтожить мост и выдавить германцев обратно за реку. В обороне русские войска проявили себя достойно, и даже к храбрости 186-й дивизии не оставалось никаких сомнений. Но теперь Верховному требовалась атака, смелая и упорная, а вот в способности 12-й армии перейти в атаку у него имелись большие сомнения. Они с Василием Егоровичем сделали всё, чтобы поднять дисциплину, но до прежних времён было ещё далеко. Хотя, если сравнивать с той же армией, только июльского образца, то это буквально небо и земля.

Так или иначе, они с генералом Флугом тревожно вышагивали по кабинету, выслушивая срочные донесения, склоняясь над картой и спешно изобретая варианты. Корнилов верил в силу русского оружия. Но любое оружие рано или поздно может дать осечку в самый неподходящий момент.

Глава 39

Рига — Икскюль

В контратаку бросились немедленно, силами всего 43-го армейского корпуса, и если поначалу Корнилов скептически относился к работе комиссаров, которые пока делали много ошибок, то сейчас они отыскали нужные слова, чтобы повести солдат в бой.

Немцы заняли не очень большой плацдарм, но всё же сумели закрепиться на правом берегу, что создавало угрозу дальнейшего прорыва и окружения города.

Генерал Корнилов знал, что в реальной истории русские войска драпали так, что зачастую останавливались лишь много часов спустя, с удивлением обнаруживая, что их никто и не преследует, тем самым любезно сдавая немцам города и сёла. Но сейчас они держались. Русская армия не хотела умирать, но и трусливо бежать не собиралась, предпочитая хотя бы огрызнуться, хотя бы попытаться прогнать захватчика с русской земли, отступая лишь в том случае, когда им не оставалось иного выхода.

Так что три пехотных дивизии и одна бригада латышских стрелков пошли в атаку, твёрдо намереваясь выдавить немца обратно за реку. Наведённую переправу артиллеристы сумели разбить, обломки её плыли по реке и прибивались к берегу, и немецкие понтонёры спешно наводили новую, пока немецкая артиллерия снова пыталась забросать снарядами русские позиции. Это давало шанс уничтожить переправившуюся германскую дивизию полностью, и этим шансом нужно было воспользоваться во что бы то ни стало.

Корнилов воздержался от прямого управления войсками, ограничиваясь лишь редкими советами, и генерал Флуг за это был ему безмерно благодарен. Своё дело Василий Егорович знал отлично, и крайне не любил, когда у него из рук выхватывают поводья, чем нажил себе немало врагов в Генеральном Штабе, вроде Рузского или Бонч-Бруевича. В начале войны его отстранили от командования армией за то, что он взял город Сувалки на два дня раньше, чем это планировал командующий фронтом. Тогда он дрался как раз с 8-й германской армией, и фон Гутьер мог сейчас попытаться отомстить за поражение генерала фон Шуберта.

Так что Корнилов просто мерил шагами комнату, периодически выглядывая в окно, за которым гремели разрывы снарядов, а генерал Флуг работал. Бегали адъютанты, трезвонили телефоны, стучали машинки. Приходили донесения от командующих дивизиями, в ответ звучали приказы. Для Корнилова всё это проходило где-то на фоне, и никакого вмешательства не требовало. Возможно, он бы вмешался, если бы Флуг начал чудить, но Василий Егорович действовал так, как поступил бы сам Корнилов, и тот не лез под руку. Верховный отчего-то знал, что они сработаются, несмотря на всю прямоту и резкость Флуга.

Атаку начали одновременно с трёх направлений, по часам, и это, пожалуй, была первая за долгое время совместная операция сразу нескольких дивизий. Раньше солдат пришлось бы долго уговаривать, митинговать, ждать решения исполкома, смиряться с решением, что в атаку полк не пойдёт… Некоторые и сейчас роптали, мол, защищаться будем, а в атаку не хотим, но комиссарам и командирам всё же удавалось справиться с подобными настроениями. Аргумент про то, что иначе мы подведём товарищей из соседних дивизий, и в итоге немец разгромит нас поодиночке, действовал железобетонно. Здравый смысл возобладал над трусостью.

И ровно в шестнадцать часов дня, после короткой получасовой артподготовки, 43-й корпус начал контрнаступление. В этом варианте истории артиллерия уцелела и могла поддерживать наступающие войска.

Чтобы выскочить из окопа и побежать на вражеские пулемёты, нужна смелость. Чтобы сделать это самым первым, нужно ещё больше смелости. Так что в бой снова пошли ударники, личным примером завлекая всех остальных. Занятый немцами Икскюль нужно было отбить обратно.

Немцы спешно окапывались, понимая, что без наплавного моста они отрезаны от основных сил. Все понимали, что в случае успешной русской контратаки они будут взяты в плен или убиты, и неизвестно ещё, что хуже, потому что пропаганда чётко говорила — русский плен это участь хуже смерти.

Застрекотали пулемёты, загремели винтовочные выстрелы. В воздухе повис острый запах сожжённого пороха. Ядовитые газы к этому моменту развеялись, и громогласное «Ур-ра!» вселяло ужас в сердца немецких солдат, как и прежде. Ветераны 8-й германской армии помнили Осовец и Августов, и этот слитный крик пробудил в них давно забытые воспоминания.

Взрытая, перепаханная артиллерией почва хватала бегущих солдат за пятки, комья грязи взлетали вверх с каждым новым шагом.

Русские войска ударили одновременно и слитно, превосходя противника численностью, и исход этой битвы был предрешён в самом её начале, как только ударники бросились в атаку. Удержаться на позициях германские войска не могли, но и отступать им было некуда. Дрались они отчаянно.

Штыковая атака всегда была коньком русской армии, основой нынешней военной доктрины. И пусть даже генерал Корнилов считал её последним средством, крайней мерой, но почти все генералы мыслили по-старому, по-суворовски. Пуля — дура, штык — молодец. И это была палка о двух концах. Для штыкового боя необходимо добраться до противника, а с нынешней плотностью огня это чревато высокими потерями, но уж когда русский солдат добирался до врага — это становилось настоящим избиением. В штыковой атаке русскому солдату не было равных. Разве что японцы со своими банзай-атаками могли примерно соответствовать, но одно дело, когда на тебя несётся щуплая окинавская полторашка, и совсем другое — когда со штыком на тебя идёт рослый сибирский мужик.

Вот и сейчас русские полки бежали на врага, который не успел толком закрепиться и окопаться.

Здесь, в чистом поле, не было ничего,