Хотя тогда, в мае, они как раз предпочитали молчать.

Спускались почти к самой воде. Обстоятельно раскладывали на траве учебники, ранцы – и не делали ничего. Просто валялись, зажмурившись, раскидав как попало руки и ноги. Звонко чокала в зарослях какая-то птица – Саша опознал ее, сонно, не открывая глаз, но Радович тут же забыл. Переходные испытания, без которых невозможно было перевалить в следующий класс, казались чем-то бессмысленным и далеким. Думать о них не хотелось, как не хочется думать о собственной смерти – если нет на то ни причины, ни нужды.

Когда совсем припекало, они стягивали коломянковые блузы, и Радович, приоткрыв один глаз, видел, как медленно розовеют Сашины бледные еще, голые плечи. На предплечье – муравьиное семейство крошечных карих родинок.

Рядом с самой крупной сел комар. Задергал жадным, полупрозрачным брюшком, пристраиваясь.

Вы так совсем обгорите.

Пусть.

Виктор приподнялся на локте, прихлопнул комара и с гордостью показал Саше кровавую размазню на ладони.

Между прочим, я только что спас вам жизнь.

Саша засмеялся.

И убили невинную женщину. Вы знали, Виктор, что у комаров кровопийцами являются только самки? Кровь нужна им для репродукции. У самцов просто нет колющих щетинок, способных проткнуть кожный покров.

Я запомню на будущее.

Саша засмеялся еще раз, перевернулся на спину.

Такие же, как на предплечье, родинки аккуратной дорожкой шли вниз от пупка – по гладкому впалому животу.

Радович сорвал какую-то былку, закусил, но тут же сплюнул. Горькая.

Я давно хотел спросить, Александр… Почему вы всегда собираетесь в столовой? У всех же есть свои комнаты.

Саша открыл глаза, посмотрел удивленно, помолчал. Потом сел рядом, так же, как Радович, скрестив по-турецки ноги. Волга была синяя, словно нарисованная на клеенке. Ненастоящая.

Действительно любопытно. Какой вы молодец, Виктор, мне даже в голову не приходило… Я непременно подумаю об этом.

Саша оживился, как оживлялся всегда, сталкиваясь с любым препятствием, преодолеть которое можно было исключительно волей или силой ума. Желтоватое некрасивое лицо его покраснело от удовольствия.

В сущности, это же что-то вроде научной задачи. Дано условие…

Саша вдруг встал и начал ходить вдоль берега, странно размахивая руками, – как будто пытался опереться на что-то невидимое и выпрыгнуть из этого мира.

Куда? Радович не знал. Но дорого бы отдал, чтобы его тоже туда пустили.

Ответ Саша принес через неделю.

В среду, 26 мая 1880 года.

Они тогда не пошли на Старый Венец, Саша настоял, что непременно надо зайти к нему домой, – и, к радости Радовича, они, не заворачивая в чертову столовую, сразу поднялись наверх, в Сашину комнату.

Володя валялся на своей кровати, грыз сосредоточенно ногти, глотая какую-то книжку. Комнаты были смежные. Все слышно. Все видно. Саша посмотрел на сразу скисшего Радовича и одной короткой фразой отправил младшего брата вниз. Дождался, пока стихнет на лестнице обиженный дробный топоток.

Помните – вы спрашивали про столовую? Почему мы там собираемся?

Радович кивнул.

Я долго думал и считаю, что это работает, как ртуть. Из-за высокой энергии поверхностного натяжения. Понимаете?

Радович кивнул еще раз и сам почувствовал, как лицо стягивает в привычную гимназическую гримасу: зеркальный бессмысленный взгляд, угодливым бантом сложенные губы. Усердный ученик, полный неподдельного внимания. Только бы не вызвали, господипомилуйипронеси.

Саша засмеялся.

Я сейчас покажу. Садитесь. Только осторожно! Тут серная кислота. Очень крепкая. Можно сильно обжечься. Вы держите пока это, а я всё подготовлю.

Саша сунул Радовичу в руки граненый флакончик от духов, внутри которого ходила, как живая, бросаясь от стенки к стенке, тяжелая мрачная капля ртути. Саша взял часовое стекло, закрепил в штативе. Потом пипеткой набрал из черной бутылки с притертой пробкой серную кислоту и смешал с горкой каких-то неинтересных кристалликов.

Радович даже рот приоткрыл, как в шапито, ожидая разноцветного дыма, праздничных хлопков, может, даже голубей, взмывающих с хлопотливым шумом под такой же хлопающий купол, – но ничего ровным счетом не произошло. Серная кислота просто съела кристаллы без остатка, никак не изменившись. По крайней мере – на вид. Саша удовлетворенно кивнул, отобрал у Радовича флакон и выпустил ртутный шарик на часовое стекло. Ртуть пометалась, словно не веря освобождению, и успокоилась – идеально круглая, блестящая, жидкая – и при этом совершенно металлическая.

У ртути очень высокая энергия поверхностного натяжения. Полагаю, самая высокая из всех веществ вообще. Знаете, почему она всегда собирается в шарики?

Саша достал из ящика стола гвоздь и потыкал им ртуть. Попробовал разбить – но крошечные бисерины немедленно собрались в одну круглую литую каплю.

Любая система стремится к состоянию с минимальной энергией. Ртуть тоже так делает. Чтобы уменьшить энергию поверхностного натяжения, она изо всех сил пытается уменьшить площадь своей внешней поверхности. Идеальная для этого форма – сфера.

Теперь засмеялся Радович.

В таком случае все гимназисты должны быть шарообразными.

Саша улыбнулся – и стал особенно некрасивым: скуластый, умный, весь словно собранный из неправильных треугольников. Радович бы полжизни отдал, чтобы тоже быть таким. Увы!

Саша снова набрал в пипетку кислоту, окончательно переварившую кристаллы, и аккуратно капнул на ртуть. Радович опять затаил дыхание – но снова ничего не произошло. Ртутный шарик просто немного увеличился, растекся, словно ему было уютно лежать в лужице бесцветной маслянистой жидкости, способной растворить и уничтожить практически все сущее.

А теперь смотрите внимательно, Виктор.

Саша взял гвоздь, дотронулся до ртути – и она вдруг вздрогнула и принялась то расширяться, то сжиматься. Она снова была живая. Но на этот раз ей определенно было больно.

Радович даже привстал.

Саша убрал гвоздь, и ртуть немедленно успокоилась.

Это называется “ртутное сердце”. Очень интересный опыт. Впервые его провел немецкий физик Карл Адольф Палзов в 1858 году.

Саша вновь дотронулся гвоздем до зеркального шарика – и ртутное сердце послушно и сильно забилось.

Я добавил в серную кислоту дихромат калия, он окислил поверхность ртути, и на ней образовалась пленка сульфата ртути. Ртуть растеклась, стала больше, потому что ее поверхностное натяжение уменьшилось. Но как только я дотрагиваюсь до нее металлическим гвоздем – вот-вот, смотрите! – образуется гальванический элемент. Причем ртуть – катод, а железо – анод. Ионы ртути на поверхности восстанавливаются до металла и поверхностное натяжение возрастает, ртуть снова собирается. Как будто отодвигается от гвоздя, правда?