После начался аврал с погрузкой боеприпасов, заправкой топливом машин, да и просто неизбежным бардаком, обычным в сводном отряде. Обоих проводников я с приказом ознакомил отдельно, в сжатом виде. Показал на карте предполагаемый маршрут, но цель рейда не сообщил, хотя и так им всё было ясно. Мужики обижаться не стали, а сразу дали несколько вариантов движения. Подумав, я выбрал тот, на котором возможность столкнуться с противником была наполовину. С большим отрядом связываться не с руки, да и с малыми тоже, даже если они идут один за другим. А так сил потрепать противника хватит, плюс людей и технику сберегу…

…Ермолов, откинувшись на сиденье, поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, и мысленно плюнул: «Увижу Иванова, скажу всё, что думаю о его заботе о пассажирах». И вновь перед ним встало лицо Мельникова: да, будет толк из парня. Ни криков, ни воплей, и он явно откуда-то знает о действии ударных частей, из первых уст. Уж очень лицо у него изменилось, на мгновение, но всё же…

– Товарищ комроты приехали, – раздался голос Медведева в наушниках.

– Понял.

И, словно подтверждая сообщение, броневик остановился. Надев будёновку и положив громоздкую гарнитуру на сиденье, Ермолов вылез, аккуратно, стараясь не поскользнуться. Перед ним валялись сломанными куклами мёртвые китайцы в тех позах, когда их настигла смерть. Восемнадцать человек, которых явно уничтожил экипаж броневика. Немного, но они уже не выстрелят в русских, не станут пытать и жечь. Интернационализмом, который провозгласили большевики, Ермолов не страдал. И если честно, то никогда в него не верил. Сам он на Дальнем Востоке не служил, но того, что ему рассказывали и что сам увидел, вполне хватило, чтобы не жалеть китайцев.

– Собираем документы, карты, если найдутся, и уезжаем.

– Не плохо паренёк пострелял. Сколько у него уже мертвяков на счету? – обратился к нему подошедший Медведев.

Заряжающий деловито обшаривал труп пулемётчика, ища патроны. Сам «льюис» и два запасных диска уже находились в машине. Почему его не захапала пехота, осталось загадкой.

– Да, за тридцать уже было. А с этими под полета. Примерно так, два лично. А к чему это ты, Иваныч? – заинтересовался Ермолов.

– Хорошо воюет. И трофеи какие… – И тихо прошептал: – Раньше за такое Георгия получил бы.

– На орден намекаешь? – жёсткая усмешка исказила лицо ротного. – Не рановато? Без году неделя служит, а уже второй Александр Македонский.

– Почему намекаю, открыто говорю. Людей бережёт, техникой, как германец, воюет. Надо помочь парню, а то заклюют его. – И, по-волчьи ухмыльнувшись, Медведев продолжил: – А насчёт «рано»… – тут он замолк. – Раз ты, Сергей Сергеевич, его заприметил, значит, всё нормально. Иначе не поручил бы ему рейд, а с собой забрал.

– Так, что-то мы заговорились. Уже, похоже, всё, что могли, собрали и уложили, только нас ждут, – прервал заходящий чересчур далеко разговор ротный…

Я о своём будущем пока не думал, хватало дел и более прозаических, вроде как не сбиться с проложенного маршрута. Мужики заверили, что они тут не раз хаживали и не заблудятся. Оставалось верить им на слово, поскольку вменяемой карты у меня не было, только кроки. Ну, по ним лишь примерно ориентироваться можно. Марш получился тяжёлым, холод был зверским, плюс железная коробка броневика добавляла морозу. Мотоциклисты держались лишь на силе воли, им и проводникам доставалось больше всех. Единственное, что спасало от переохлаждения, – все пили горячий чай. У сапёров была с собой самодельная печь, которая не гасла ни на минуту, отчего их машина чем-то напоминала локомобиль.

Встреча с кавалеристами произошла буднично: Сашка сообщил, что вскоре мы подъедем к их лагерю. На мой вопрос, как он это определил, тот пустился в объяснения, в которых я не понимал. Вздохнув и признав, что больше половины из того, что он говорит, для меня тёмный лес, приказал продолжить движение. И действительно, вскоре мы соединились со славной кавалерией. Комвзвода чем-то напомнил мне колдуна, трескавшего вареники, из повести Гоголя. Хотя по годам должен был подняться гораздо выше.

– Ну что, хлопче, – махнул он рукой после моего рапорта, – сидай сюда, побалакаем трохи.

Не став чиниться, я присел на расстеленный войлок.

– Ты мне вот что скажи: не сломаются там, – кивнул он в сторону китайских позиций, – твои моторы? И сможешь ли проехать вслед за нами?

– Насчёт «сломаться», тут всё… кхм… – проглотив «в руках Божиих», я лишь пожал плечами. – А насчёт проехать, вот здесь места хорошие, – указал я на кроках пару весьма перспективных, с моей точки зрения, мест.

– Хм, неплохо, – задумчиво посмотрел на аккуратные листки Тарас.

То, что юнца назначили командовать группой, его не смущало. Глаз привычно выделил кое-где облупившуюся на стволе извёстку, задрапированную сгоревшим порохом. Судя по первым впечатлениям, экипаж броневика и мотоциклисты успели побывать в боях, а, как известно, за одного битого двух небитых дают. Вот отдельный сапёров ему не глянулся, ну да это его, Тараса, личная неприязнь. Хотя… ни разу чуйка его не подводила, так что присмотреть за этим пёсьим сыном необходимо.

– Попробуем.

Не знаю, но моё мнение – нам всем просто повезло, бывает на войне такое. Оборона китайцев строилась из расчёта на естественные препятствия. Небольшая сопка запирала единственный удобный проход. Плюс старый русский пункт Охранной стражи начала века. Не бог весть что, но не чистое поле. Немецкие сапёры построили (вернее, спроектировали) прекрасный укреплённый пункт. С позициями под капонирные пушки, пулемётные гнёзда, траншеи полного профиля, блиндажи. Короче, Сомма шестнадцатого. Гарнизон состоял из роты пехоты, четырёх пушек и пулемётного взвода. А вокруг неё было ни пройти, ни проехать – кочки, ямы, извилистые промоины. Вот только прошедший снег и мороз засыпали все эти колдобины, не все, конечно, да и ледок тоже мешал, превращая езду в балетные па. Но пространство для манёвров увеличилось, и кое-где пушки уже не могли достать броневик, правда, я чётко осознавал, что это всё чисто теория. Главное было не в этом – с гарнизоном приключилась интересная история. Естественно, сначала он был по полному штату, из кадровых солдат. Но спустя некоторое время посчитали, что с охраной тыловой позиции можно справиться и без орудий, которых и так не хватало. Ну откуда здесь взяться противнику? Сказано – сделано, и батарею, простреливающую всю дорогу, убрали. Затем взяли из роты один взвод. А что делать? Ситуация глупейшая, вроде и пехоты много, но вся она на юге. И сюда её перебросить – так японцы палки в колёса суют. А с ними ссориться не с руки. Ну да ничего, и двух взводов хватит, позиция всё же тыловая. Затем после рейдов русских пограничников забрали второй. Следом забрали пулемётчиков, которых тоже не хватало. И наконец, в конце октября передали укреплённый пункт под охрану взводу полицейских. Вначале служба неслась более или менее сносно для столь специфичного воинства. Но с каждым днём дисциплина падала, этому способствовало скудное снабжение продуктами, общая раздражительность оттого, что их убрали с прежнего весьма доходного места. Командир взвода после пары дней перестал проверять ночью караулы, перевалив эту обязанность на своего заместителя. Запершись в блиндаже, он ничем не интересовался, а лишь пил вино, считая себя невезучим человеком. Ведь грабить здесь было некого, а начальство не интересуется причинами. Главный вопрос: почему нет денег? И горе неудачнику… зам, наоборот, в тайне надеялся, что они задержатся здесь надолго. И, уже прикинув свою заначку, мысленно улыбался. Денег для «вступления» в должность хватало. Ну а начальник? Что же, мы всё-таки на войне.