Замершее дыхание, усилием воли возвращенное в норму. В то, что считаю нормой, что позволяет дышать тулову, мерно втягивать воздух, дробящийся в структурных единицах лёгких на кислород и прочие составляющие, которые  потом уходят в кровь и идут с ней по организму питая органы и ткани, забирая от них продукты обмена и обеспечивая жизнедеятельность тела. Все в порядке. Все нормально. Тулово функционирует, мозг соображает, чего я разошлась-то?

– Ох, Истомин, чего там в башке твоей за образ меня выстроился... Говорила же, что нет у меня душевных ран, трагедий и надломов. – Хмыкнула я, расслабленно разваливаясь на сидении и скучающе осматривая маникюр. – Ладно, уговорил. Залезай в душу, окунись в мое дерьмо, может хоть так испугаешься и отступишь. Не люблю этот моралистский постриг абсолютно всех под одну и ту же гребенку: типа аборт это плохо, отдавать детей в детдом это плохо. Потому что не редок сценарий, что если женщина не хочет ребенка, но заветы общества для нее святы, то выход у нее в том, чтобы свой сюрпрайз повесить на ближайшее окружение. Это же удобно, потому что это общество не так сильно осуждает. Моя мать нас спихнула на свою больную мать. Моя мать не знает простую истину, что нежеланный ребенок хуже аборта. Потому что он не себе жизнь портит. Совсем не себе. И растет моральным уродом, чаще всего, не потому что… если осознание творящего пиздеца есть, то уродство неизбежно и побороть это фактически невозможно... социальная адаптация в обществе, которое вопит, что надо несмотря ни на что всегда рожать, происходит согласно этому обществу и его бытию, где главенствуют невъебенно удобные нормы, дозволяющие  тупым особям спихивать ответственность за пару минут своего траха на родственников, которые об этом  не просили. Особям и обществу похуй, что родственники от этого страдают, главное, что они отказаться не могут. Потому что они чуть человечнее особей, предпочитающих незащищенную еблю и скидывание последствий на окружающих. Лицемерная игра на социальной догматике, когда ты вроде бы чистенький перед своей стаей и, батюшки святы, даже религией, да еще и удовольствие получил, классно же. Очень удобно. Это же не осуждается, ибо обществу похуй на последствия. Ну, и мне похуй на него и его догматику. Это не типа там месть или другой тупизм, мне просто похуй как там у них положено правильно жить, ибо моя операционная система не предусматривает возможности активации функций по созданию семьи, стремлению к борщам, хранительству домашнего очага и семерым по лавкам, а сделать перепрошивку невозможно без поломки гаджета до состояния полной бесполезности. Все просто. – Устало зевнула и потянулась. – Краткий экскурс в мою черствую душонку завершен, не хочешь сходить помыться?

А последнее на выдохе потому что снова ощущение, что ты не подходишь этому миру с его правилами и распределением ролей. Где все давно предопределено и все известно, а ты этакая лунная тень и задача у тебя одна – не отсвечивать, когда не положено. Нет, я не тупая, я и не буду отсвечивать, когда не положено. Беда совершенно в другом – я и не способна отсвечивать по настоящему. Не хочу семью. Я не хочу детей. И это впервые бурей, это впервые вихрем ужаса внутри. Потому что я не подхожу. Ему. Потому что он в ярости был.

О-о-ой! Я не подхожу! Это он мне не подходит. Вообще ебнутый какой-то. Знакомы всего ничего, а мне тут чуть ли не претензии кинул, что геном его инопланетный воспроизводить не собираюсь. Мое тело – мое дело. Пусть валит к свободной матке, моя не готова к таким ужасам. И вообще я становлюсь ксенофобом инопришеленцев.

Пока я там выебывалась у себя в голове, опечатанное нутро ехидно ухмыльнулось и покивало. Потому что рядом, через консоль, мужчина, который… не отпустит. Потому что на моих губах его кровь. И он уже понял, что я приму ее в любом объеме и пойду за нее до конца. Буду щерить зубы и вонзать уже совсем не ногти и совсем не в его плоть. Он это понял. И сейчас спрашивал страшное: почему нет?

Потому что не подхожу, Яр. И никогда не подойду. И это долбит в голове страшно, до боли и понимаешь, что на ходу из машины выйдешь. Буквально. Несмотря на любую его реплику, пальцы уже на подлокотнике над ручкой двери. Но он умел поражать:

– Как долго ты живешь с чувством вины?

"-... одни проблемы тебе, Илья! Да я вообще полное гавно! Скажи же, что лучше бы она аборт сделала и ты жил нормальн...

Пощечина, резко заставившая заткнуться моя разгоряченное и пьяное тело.

– Не ори, блядь. Бабушка недавно уснула. Кое-как втер ей, что забрал маленькую Аленку из садика и она сейчас с друзьями на улице. Поела и переоделась, все у нее хорошо, простуда прошла на той неделе еще. Иди ей скажи, что лучше бы мать аборт сделала. Хули смотришь стеклянными глазами? Давай, иди и скажи ей вот эту же поеботу. Жалко ее, да? А мне каково эту хуйню слушать, ты не подумала? – Встряхнул рукой, переводя взгляд в сторону и злобно приказал. – Иди под холодный душ, приди в себя, через четыре часа на работу, у нас пиздецовый завал, а ты бухая в дрова, блядь... два часа искал, сука, а она, видите ли, бухает с дебилом этим, аж некогда телефон взять... -  направился к выходу из кухни и зло рыкнул – единственное, что она хорошее сделала в этой жизни – родила тебя. Это единственное, за что я ей плюс поставить могу. Чтобы я не слышал больше эту хуйню. – И он хлопнул дверью".

– У меня нет чувства вины. – Раздраженно отозвалась я, посмотрев в свое окно.

– Долго. – Негромко заключил он.

– Ты о чем вообще? – подавила желание вцепиться в его подбородок и рывком повернуть лицо к себе.

– О том, что секс у нас будет безопасный, я разделяю твои позиции и не надо так эмоционально реагировать, я же не спорю.

Фыркнула и промолчала, равнодушно глядя в окно.

Дом, постель. Его предупреждение, что три недели он будет фактически недоступен и практически сразу – его рабочий ритм, когда он в пять утра уже вне дома, а я в семь с Валей на четырнадцать часов. На шестнадцать. Восемнадцать…

***

Вообще, это на самом деле классно работает – договорились с концертными дириками нескольких популярных селебрити, которые должны были выступить в грядущей конфе, и с учетом того, сколько мы им отвалили, нам тут же поступили приглашения на различные презентации, вечера, и прочую лабуду. Куда мы непременно ходили (ибо мне нужны связи) нашей замечательной шведской семьей: Артюхов с Вадимом (как главгеры финпирамды) их зеркала в виде Жорина и Елиславского, и я с Валей и ее хищниками, которые почти без моих подсказок сразу же выцепляли самые перспективные звенья и приседали им на уши. Изредка был Яр. Изредка и недолго. Он зашивался по страшному.

Мы с Валей мониторили несколько самых топовых блогеров, с самой перспективной аудиторией, далее встречи с ними, оплата, вуаля. Реклама была жесткая, что называется, с каждого столба. Спамы, реферальные ссылки, соцсети… Название проекта было на слуху. И когда пробный этап был запущен, я охуела от того сколько пользователей зарегистрировались, сколько бабла вкинули и в какой геометрической прогрессии все это росло. В ужасающей геометрической прогрессии. По ходу все-таки оффшор, когда схлопнется… Хотя Вадим говорил, что английская шарага очень нихуево разруливает с потоками. Все больше нарастающими.