– Убила? Сколько же ей лет было?

– Думаю, четырнадцать-пятнадцать. Около того.

– Хотите сказать, что несовершеннолетняя девочка убила взрослого мужчину?

– Ну и что, что несовершеннолетняя? Лиза спортом занималась. Она и в четырнадцать лет уже выше меня ростом была.

Значит, где-то метр шестьдесят, прикинули оперативники. Не такой уж и высокий рост у девушки. Конечно, потом могла и подрасти, но ясно, что ненамного.

– И к тому же если на нее бешенство находило, то Лизка вовсе как безумная делалась. Про берсерков слышали? Вот она вроде них. Направо-налево молотила, не думала ни о себе, ни о последствиях. Я всегда говорил, что такая потеря контроля над собой человека ни к чему хорошему не приведет. Так оно в итоге и случилось.

– А как именно все случилось?

– Тот мужик за Катей долго по парку шел, присматривался. Говорю же, Катя красивая была. И выглядела в свои четырнадцать старше своих лет. Наверное, потому мужик на нее напасть и решился. Не известно, что конкретно у него на уме было, только ясно, что не очень хорошее. Напал он на Катю, на землю повалил, а Лиза как раз сестру вышла встречать. Услышала, как Катя кричит, побежала на помощь да схватила первое, что под руку попало, палку какую-то. А потом видит, как мужик какой-то ее сестру придавил и уже штаны спускает. Она продолжения ждать не стала, тюкнула его палкой, он замер да и дух из него вон.

– От одного удара?

– В той палке, как на грех, железный болт забит был. От забора эта палка была или от чего другого. Только болт этот попал тому мужику в висок, он и скопытился. Не успел Кате ничего сделать, Лиза его опередила.

– И девушку за это осудили? Это же непреднамеренное убийство. Да еще в целях защиты!

– Может, ее бы и оправдали, но Лиза еще и сопротивление оказала при задержании. Двух полицейских побила. Травмы средней степени тяжести им нанесла. А у того насильника инвалидность оказалась, с головой он не дружил. Нехорошая для Лизы картина сложилась. Она – молодая, здоровая, мастер спорта, а напала на инвалида. Да еще выяснилось, что от лекарств, которыми врачи этого типа пичкали, он полным импотентом сделался. Не мог бы он ничего такого с Катей сделать.

– Зачем же он тогда на девушку напал?

– Вот вас сомнения взяли, и судья тоже решила, что сестры лгут. Да за Лизой уже на тот момент числилось несколько драк и других проделок. На плохом она была счету из-за своего поведения. И на суде на жалость не давила, гордо так себя держала. Заявила, что, если бы пришлось, она снова бы того мужика убила. Никакого раскаяния не демонстрировала. Осудили ее, одним словом. А после тюрьмы ей уже дороги назад не было. Люди на нее как на прокаженную смотреть стали, словно клеймо на ней какое видели.

– Значит, Лиза не работала?

– Подрабатывала иной раз. То посудомойкой, то полы помоет. Да и то долго ее не держали. А когда мать померла, Елизавете совсем худо пришлось. Без работы приличной, без пенсии. Кабы не сестра, пропала. Пусть жизнь у самой Лизы и не сложилась, но сестра ей хорошая досталась. Не бросала ее Катя.

Рассказ соседа странным образом противоречил сказанному самой Екатериной. Та утверждала, что с сестрой не общалась много лет. И совсем не желала о ней ничего знать со времени отсидки последней. И самое главное, обстоятельный разговор с соседом убитой Елизаветы никак не объяснял, откуда у той взялись деньги на покупку новой квартиры.

– Не сестра же ей подарила?

– А если сестра?

С Екатериной второй раз связались по скайпу.

– Чтобы я подарила Лизе квартиру? – возмутилась та. – Да вы что там, с ума все посходили!

– Отвечайте по существу, дарили или нет.

– Нет, конечно! Да и с каких барышей? После смерти мужа я сама не знаю, как концы с концами связать!

– Если вы потеряли мужа, приношу вам свои соболезнования.

Следователь надеялся на продолжение разговора, но связь прервалась. И на новые звонки Екатерина уже не ответила. Насчет того, чтобы забрать тело сестры и похоронить его подобающим образом, Екатерина тоже ничего не сказала.

– Что там у нее с мужем случилось? Вы не выясняли?

– Сердечный приступ. Ничего криминального в его смерти нет, хотя…

– Что?

– Поговаривают, что до приступа его довели компаньоны. И что они так хитро повернули дело, что еще при жизни начали оттеснять его от дел. И чем дальше, тем больше. В ход грязные маневры пошли. Мужику грозила статья за мошенничество, но ему повезло, он помер.

– Хорошенькое везение!

– А иначе бы тюрьма. Или долгое судебное разбирательство.

– А наследство он после себя оставил?

– Долги.

– Выходит, Катерина говорит правду насчет своей бедности?

– После смерти мужа наследства она не получила. Что было, то описали кредиторы за долги. У Катерины нынче дела хуже, чем у ее сестры. Та хоть в новую квартиру переехала, а Екатерина живет в однушке, которую себе еще много лет назад купила, когда и замужем-то не была. А все их совместное с мужем имущество арестовано и передано кредиторам.

Следователь нахмурился.

– Проверить теперь, находилась ли Екатерина у себя дома в Архангельске на момент совершения преступления, насколько я понимаю, не представляется возможным. Значит, будем считать, что алиби на момент убийства у сестры нет.

– Думаете, одна сестра прикончила другую?

– Разве такое невозможно? Мы с вами должны проверить все рейсы как воздушные так и наземные, которые идут из Архангельска в наш город. Также придется проверить и те, что идут с пересадками. Если хотя бы на одном из них Екатерина зарегистрирована, все! Считайте, что убийцу мы вычислили.

– Это же какая работа!

Но следователь ничего не хотел слышать.

– И когда скончался муж у этой женщины?

– Месяц назад.

– А еще раньше Ломакина переехала в новую квартиру.

– И что это может значить?

– Не знаю. Возможно, что и ничего. А возможно, что очень многое.

И следователь глубоко задумался. А когда вынырнул из своих раздумий, начал кому-то звонить.

Саша проснулся, открыл глаза и столкнулся взглядом с Бароном. Пес немедленно заскакал вокруг него, закрутился, заюлил перед кроватью хозяина.

«Ты проснулся! Как я рад! – вот что было написано на его морде, и еще: – Жизнь прекрасна!»

Но сегодня Сашу не радовали и не забавляли проделки щенка-переростка. Барону было уже восемь месяцев, пора бы и остепениться, а он все так же любит дурачиться, как и в раннем детстве.

Саша даже собаку ногой пихнул: