У Малики был неслабый пунктик на ретрокитче, любимый Бонд – Шон Коннери. “Пробуднутый” 007 никакого желания в ней не вызывал.

Джулиан же вознамерился снять для них домик в деревне на выходные. Домик, блядь, в деревне! И готовить самим! И это человек, который две недели назад забронировал остров Некер, ничего ей не сказав, – и чтобы в частном самолете на пути туда им подавали икру, омаров и “Дом П.”.

И дело не в том, что Малике не нужна привязанность мужчины. Или что ей не нравятся уютные выходные у камелька с простыми трапезами à deux[99].

Но не с Джулианом же.

Когда и если она позволит себе влюбиться, это будет кто-то милый, внимательный и добрый. И близкий ей по возрасту.

А не гнусный старый свинтус вроде Джулиана.

От Джулиана ей нужны были чумовые приключения, куски пожирнее и грязный секс в экзотических местах.

Малика подумывала завязывать с этим романом. И конечно, размышляла, как это провернуть так, чтобы не подставить под удар свою работу. Ее прежняя уверенность в том, что разрыв с Джулианом не повлияет на их служебные отношения, опиралась на то, что это он устанет от нее. Не наоборот. Джулиан – мужчина очень гордый, вряд ли ему понравится, если кто-то, кому он открылся, вынудит его чувствовать себя глупо. Но Малика знала, что расстаться придется. Чем дольше она с этим тянет, тем все будет сложнее. Если он как следует в нее влюбится – в отличие от того, что пока ей казалось просто слащавой Инста-влюбленностью, возникшей в основном из-за ее молодости, – порвать с Джулианом и сохранить при этом работу станет едва ли возможно.

А потому она решила слегка остудить положение. Сделать шаг назад. Мягко дать ему понять, что в эксклюзивных отношениях она не заинтересована.

Она решила начать этот процесс с ближайшего пятничного шампанского, когда, после обычных возлияний на работе, посвященных концу недели, Джулиан наверняка соберется отвезти ее на ранний ужин в “Сохо Хаус”[100].

Джулиан был в хорошем настроении. Как-то даже больше обычного казался он довольным, переходя от одного “горячего” стола к другому и разливая шипучку, и когда они с Маликой заняли свои места в ресторане, она спросила, с чего он такой бодрый.

Как выяснилось, успех того, что он называл “цирком Сэмми и Джерри”, превзошел даже самые радужные ожидания.

– Оно по-настоящему прет, – сказал он, просматривая винную карту со своим обычным показательно небрежным видом скучающего полуинтереса. – Столько ошибочных ходов открывается. И все слева! Вот прекрасно-то наблюдать, как суетятся эти праведные мудачки. Дохлый трансуха и дохлая феминаци. Есть на чем всем перессориться! Феммо убила трансуху или же чокнутое племя трансух затравило феммо до смерти? Вот это, я понимаю, “разделять и властвовать”. Обожаю. Смотрится как настоящая культурная войнушка.

– Оно так только смотрится, – напомнила ему Малика. – Восемьдесят процентов этого негодования произвели мы.

– А неважно – как только широкие медиа подхватили, что, конечно, они делают, блядь, всегда, как жалкие овцы. И тогда все это уже целиком такое и есть. Для нас это очень хорошая новость. Тем больше путаются и смущаются голосующие в Королевстве, а? Несите бутылку “Шато Лафит Ротшильд Пойяк”.

Возник официант, и по небрежному и снисходительному тону Джулиана Малика поняла, что он заказывает нечто, стоящее многие сотни фунтов.

– Отметим кое-чем пристойным твои алгоритмы, – и если желаешь отнестись к этому как к эвфемизму – сколько угодно, потому что, мисс Раджпут, сиськи у тебя тоже огонь!

Он слегка напился, был очень развязен и о-о-очень доволен собой, что, если честно, Малика больше не находила столь же привлекательным, каким ей это казалось всего несколькими днями раньше. Более того, он понемножку превращался в мудака. Малика решила, что заговорить о том, что им стоит чуточку отдохнуть друг от друга, можно и прямо сейчас. Она вдохнула поглубже, и зачин (что-нибудь про ее юность, про то, что она запуталась и ей нужно разобраться в себе) уже был у нее на устах. Еще глоток шипучки – и скажет ему.

И тут Джулиан заикнулся про Россию.

Возможно, он уловил, что пыл у Малики поостыл, и захотел восстановить свою крутизну плохиша. А может, заскучал по волшебству их первого ужина, когда он заворожил ее томными намеками на тайную беззаконную сторону своих дел. Он заговорил, и Малика почувствовала его руку у себя на ноге под столом.

– Короче, слушай-ка внимательно, фонарик, – сказал он, не сводя глаз с ее декольте, – новости обескураживающие, увы. Придется отложить наш с тобой планчик на выходные за городом. Надо сгонять по делу в Москву.

– В Москву? Прикольно.

– А то. Московия, милая моя, – родина всего очень порочного! Завтра с утра, прямо скажем. Машина заберет меня от моего дома в семь, но ты не беспокойся, какую-нибудь одежду купим тебе в аэропорту. – Он позволил сказанному впитаться и перевел взгляд с ее бюста ей в глаза. – Терпеть не могу коммерческие рейсы, но в Хитроу хоть магазины приличные.

Он явно хотел, чтобы это произвело впечатление, – и оно произвело. Пусть и не совсем в том ключе, в каком он надеялся. Вот это, несомненно, куда больше похоже на старого Джулиана, подумала Малика. Властный и надменный. Даже высокомерный. Абсолютная убежденность, что она не только отправится с ним, но и поедет рано утром из его квартиры, не имея при себе ничего, кроме туфель на каблуках и МЧП[101], в которое была одета сейчас. Пока он, похоже, сумел опять облечься своими чарами – однозначное улучшение ситуации. Но Малика обнаружила, что ее давнишнее задорно поверхностное увлечение Джулианом эдак по команде не возникает заново. Она уже углядела проблеск эндшпиля, а такое со счетов не списывают. Суфле два раза не подымешь. Малика по-прежнему отчетливо понимала, что бросить Джулиана все-таки придется – и довольно скоро. Но, может, не сегодня. Он, как и прежде, очень забавный мужик. И пока что вполне привлекательный. И все еще очень богатый.

А Малика ни разу в жизни не бывала в России.

– Я “за”, – сказала она.

– Умничка!

– Есть ли конкретный повод для визита в Москву?

– Я подумал, что тебе может быть интересно познакомиться с моим начальством. И, конечно, со своим.

Винни Джозеф жила в одном из многочисленных высотных жилых домов для малообеспеченных – таких домов понастроили вокруг Уэстуэя сразу за Хаммерсмитом по дороге к аэропорту Хитроу. Печальными серыми стражами стояли они, безмолвно свидетельствуя, как все в Англии съебывают куда-то врассыпную. Унылые, разрушающиеся, опасные, угрюмые. Их обитатели застряли в чистилище на десятилетия, под вечной угрозой изгнания из Лондона, если грезы застройщиков недвижимости о “рывке” после Брекзита когда-нибудь воплотятся. Но еще и вечно цепляясь за надежду на радикальное улучшение условий, обещанное муниципальщиками левого толка, ждущими достаточных признаков жизни в экономике Королевства, чтобы заем чего бы то ни было перестал быть просто фантазией.