– За последние три года хозяйственный департамент заказывал мокрую киноварь двенадцать раз. Шесть раз – по двадцать гран, четыре – по сорок, и два раза – по сорок пять. Сколько гран киновари в год покупает для своих работ художник Аданто, а, Шерези?

Я пожала плечами:

– Десять или двенадцать. Это недешевое удовольствие. Но, мой лорд, эти цифры все равно не выглядят подозрительно. Через госпиталий проходит огромное количество больных. Видимо, я ошибся.

– Ты не ошибся, Цветочек, и не будь на твоем лице этой пакости, я бы тебя расцеловал. Потому что из двенадцати заказов девять приходятся на последние полгода.

Я таращилась на него, не в силах ничего сказать.

– Так что либо во дворце каждый второй болен срамной болезнью…

– Либо у каждого третьего красная звезда в труднодоступном месте. – Слово «пах» я произнести не смогла.

– Поэтому для начала мы осмотрим тех, кого можем, не привлекая внимания. – Это сказал не Мармадюк, а лорд Альбус.

Не уверена, как долго лекарь стоял в дверях кухни, но сейчас он пересек комнату и поставил на стол кружку, полную жидкой смолы или чего-то подобного.

– Пей, – велел он мне.

– Не пей, – велел Мармадюк, – гадость.

Я осторожно отхлебнула. Терпко и горько, но извергать содержимое желудка не тянуло. Второй глоток пошел легче, а на третий мне даже понравилось.

– Так сколько пилюль, Альбус? – Мармадюк смял лист и засунул в рукав.

– Три! – Лекарь устроился в своем кресле. – Одну я преподнес герцогу Туреню, вторую – лорду Вальденсу.

– Надеюсь, не безвоздмездно?

– Разумеется даром, исключительно из человеколюбия! – Лекарь обиделся, но как-то неубедительно. – И, чтоб отвлечь тебя от пересчета чужих барышей, я могу сообщить результат осмотра вашего покойника.

– Я послал человека с запиской лорду Альбусу, как только узнал о киновари, – сказал мне Мармадюк, – и он был так любезен…

– Да, да, да. И если бы ты спокойно потреблял предложенный напиток, а не побежал на кухню полоскать рот, то уже знал бы о том, что у де Краона над полуперепончатой мышцей обнаружилась красная звезда, такая же, как у шалопута Гвидо.

– Полу какой?

– В паху, Цветочек, не мельтеши. – Лорд-шут девичью скромность графа Шерези щадить не собирался. – А другие мальчики? Те, родителям которых ты безвозмездно продал противоядие? Лорд Альбус, ты же их осмотрел?

– Конечно, – бородка лекаря описала круг, – и прежде чем сказал «да» сиятельным лордам Туреню и Вальденсу. Потому что я, знаете ли, не похож на малихабарского многорукого бога, чтоб производить экстрактирование более двух-трех пилюль в день. Тела обоих отпрысков чисты. Так же, граф Цветочек, как и твой красавчик Морис. Прекрасное тело, прекрасное.

– Патрик, – пробормотала я в кружку, слегка покраснев.

– Нам осталось осмотреть сто сорок два паха…

Кажется, я могла вскипятить оставшийся в кружке напиток жаром своих щек.

– И меченых откладывать до лучших времен, – сказал Мармадюк, душераздирающе зевнув, – а чистым давать противоядие.

– А если, – меня из жара бросило в холод, – если Гвидо оставил метки на ни в чем неповинных людях? У него было целое море киновари и сколько угодно времени!

Мне стало очень страшно. Лорды переглянулись, и лорд Альбус дробно хихикнул:

– А зачем бы ему это понадобилось?

– Чтобы пустить нас по ложному следу.

– Тебе бы поспать, Почечуйник. – Его шутейшество покачал головой. – Если бы Гвидо что-то подозревал, он не полез бы на башню с арбалетом.

– Смысл тайных знаков в том, чтоб отличать своих, – лорд Альбус задрал рукав хламиды до самого плеча, – вот, например, знак тарифских медикусов, который им наносят после принесения клятвы.

Тарифских медикусов помечали двумя синими змейками, сплетенными хвостами.

– Какой стойкий цвет! – восхитилась я. – Камедь? Ляпис лазурь?

– На безвозмездное обладание этим секретом тебе, малыш, за всю жизнь не заработать. – Рукав хламиды вернулся на место.

– Допивай свою отраву, граф Цветочек, – велел Мармадюк, – и пойдем.

– Куда? – Я отставила чашку, потому что на дне там была уже какая-то темно-коричневая кашица.

– Ну не под хвосты же нашим мальчишкам заглядывать, лорд Альбус справится с этим без нас. Предлагаю поспать хотя бы часик. Подозреваю, что на твою кровать в миньонской казарме сейчас претендует ленстерец с прекрасным телом, так что можешь пойти со мной, разделить походный плащ, так сказать.

Я испуганно отказалась делить плащ, потом попрощалась с лордом Альбусом, подумав при этом, что пилюлю для лорда Уолеса от него получила именно что даром и теперь, наверное, ему должна.

А в коридоре лорд Мармадюк шлепнул меня пониже спины и весело приказал:

– Беги, Цветочек, орошай слезами счастья прекрасную грудь прекрасного Патрика.

И я побежала, и, увидев его прекрасные зеленые глаза, правда чуть не зарыдала. А Станислас плакал по-настоящему, и Оливер ему не сказал, что ардерские мужчины не плачут, потому что просто поднял Патрика лорда Уолеса и потащил к выходу.

Подчиняться Оливеру было приятно, я давно это заметила. Его указания были четкими, а решения – простыми и логичными.

– От тебя воняет, дружище, – просто сказал он нашему другу, а потом логично кивнул в сторону купальни. – Сначала – ванна, а потом – постель.

Потом обернулся ко мне:

– Цветочек, беги в нашу казарму, вели сменить простыни на своей кровати.

– Я не могу лишить Басти постели, – возразил Патрик.

– Он из нас четверых самый мелкий, так что сможет разделить походный плащ с кем угодно.

Честно говоря, эти походные плащи успели мне порядком надоесть, но я не возразила. Сейчас самое важное, чтоб наш друг побыстрее поправился. Поэтому я заскочила к кастелянам за комплектом постельного белья и самолично его застелила. Протрубили к завтраку, желудок сжался, напоминая, что мятная пастилка вчера и чашка тарифа сегодня – все, что в нем было. А Патрику ведь тоже нужно поесть! Я выбежала во двор, столовая мне не подходила, грубая пища вредна выздоравливающему. До королевской кухни было далековато, и я припустила галопом. К счастью, лорд Пападель прислуживал за завтраком ее величеству, поэтому мне не пришлось терять времени на болтовню с общительным главным поваром. Приветливые кухарки снабдили меня хлебом и вином, фруктами и сыром. Я так оголодала, что пока они опускали все это в плетеную корзину, схватила горячую булочку прямо с противня и заглотила ее, почти не жуя. А вторую сжевала на бегу, когда возвращалась в казарму с корзиной под мышкой.

Девушки пообещали доставлять обед и ужин в мою комнату столько дней, сколько мне понадобится. Они отводили глаза и хихикали невпопад. Дегтярная мазь на моем лице их забавляла. Граф Шерези не мог отказать себе в удовольствии описать юным девам, какой великолепный, эталонный шрам скрывается под ней. Так что вторую булочку я получила как раз после описания своих увечий, в качестве утешения.