В Чемульпо отряд принял на борт клипер «Джигит»… Сказать, что нам не рады, будет приуменьшением, поэтому, сходя в Дальнем, Дуббельт отметил, что все восприняли конец «путешествия» с облегчением. Оттуда добирались по недавно проложенной железной дороге. На вокзале их уже ждали (не зря дали телеграмму) два местных «лазоревых» мундира… Данные, предоставленные Митрохиным, и личные наблюдения заставляли серьёзно задуматься о правильности всей политики на Дальнем Востоке. Отказ ротмистра был для Афанасия понятен – шею свернуть в этом гадючнике можно запросто. И тут на первый план выходит личность «проштрафившегося». Одно дело – прямой потомок «отцов-основателей», по выражению Дроздова-старшего, другое – мелкопоместный дворянин, о котором и в Иркутске-то не все уже помнят. Полковник выражался по такому случаю прямо: «Эй, ты, ротмистр и господин ротмистр», – да, по-раблезиански, но, увы, верно. Владимира такие тонкости по молодости лет (и, главное, по отсутствию звёздочек) пока не волновали. Зато он подметил ускользнувшую от глаз начальства гремучую смесь, переполнявшую практически всех встреченных им офицеров (хотя, возможно, Афанасий Михайлович очень хорошо скрывает свои эмоции): не воевавшие, зато жадные до чинов и наград, не верящие в свою смерть, хотя и допускающие её (геройскую, разумеется), они просто жаждали войны. Причём среди них хватало не только молодых поручиков и мичманов, но и штаб-офицеров. А вот нижние чины в бой отнюдь не рвались, им и так хватало чудачеств начальства. Погрузившись на борт клипера «Всадник», отряд отплыл навстречу разгоравшейся войне, которую все почему-то принимали за обычные для Китая беспорядки.

Тяньцзинь. 1900 год

Ворота в сердце Поднебесной встретили отряд давящим страхом. Страх присутствовал везде: Владимир заметил его в глазах французского чиновника, добравшегося до стоящих у Тонку союзных кораблей. На протяжении всего пути он, словно червь, подтачивал изнутри экипажи снующих туда-сюда буксирных пароходиков. Даже у капитана-англичанина, делающего свой маленький «бизнес» (30 долларов содрал, собака, с нашего чиновника), и то мелькает его тщательно скрываемый отблеск. В глазах китайцев, что имели дела с иностранцами, сквозило не особо скрываемое отчаяние и какая-то обречённость.

Сопровождает отряд встретивший нас штабс-капитан Нечволодов, крепыш со щеголевато загнутыми кверху усами и просто излучающий энергию. В отличие от моряков он охотно делится с нами последними известиями. Слушая его, Владимир лишь убедился в правильности своих чувств: проходя мимо китайских деревень, он буквально ощущал ненависть. Взгляды, бросаемые на него стоящими у воды крестьянами, буквально подымали волосы. Подобно матёрому зверю, ему с сослуживцами хотелось высадиться и уничтожить дерзких, посмевших бросить им вызов. По словам штабс-капитана, им уже приходилось участвовать в деле. Не удержавшись, он подпустил шпильку, но ротмистр, сохраняя полнейшую невозмутимость, посетовал на ослабление и без того небольших сил батальона.

– Поверьте, господин капитан, мы практически не имеем передышки с апреля месяца. Нас здесь быть не должно. Ведь после разгрома трёхтысячного отряда полковника Ванна открывался прямой путь на Цицикар… – соловьём разливался ротмистр.

Услышав такое, наш чичероне смутился, а Дуббельт, пользуясь моментом, небрежно поведал об искоренении у нас лазутчиков. Судя по задумчивому лицу армейца, с этим дела здесь обстоят плачевно. Проводив отряд во французский сеттльмент, Нечволодов сообщил, что зайдёт за нами, дабы представиться нашему военному агенту в Северном Китае полковнику Вогаку. Русское консульство, куда определили отряд, занимало большой двухэтажный дом. Сам консул и его домочадцы приняли жандармов очень приветливо. Видимо, опасность для собственной жизни здорово прочищает мозги, по крайней мере, Владимир, несмотря на отсутствие офицерского чина, был представлен хозяину дома. Вообще международный квартал (хотя в нём тон задавали британцы) и не пребывал в благодушии, ходившие патрули местных европейцев, вооружённых ружьями, смотрелись, на взгляд Дроздова, несколько опереточно. Дуббельт согласился с мнением своего зама, ибо бои в Северной Маньчжурии показали, что мятежникам сочувствуют и помогают губернаторы провинций. Переводчик (крещёный по православному обряду) Иван Фёдорович Ли просветил Владимира.

– Понимаете, тут всё не так просто. Вначале «боксёры», – назвал он на европейский лад мятежников, – вообще боролись против нынешней династии. – У ротмистра от такого заявления глаза из орбит чуть не повылезали, да и Владимир имел весьма удивлённое выражение на лице. – Но далее тайное общество постепенно стало бороться с иностранцами и даже сменило название, и теперь называется ихэтуань. Большое влияние на это оказали монахи, воспитывающие сирот, особо не делая различий между мальчиками и девочками.

Маленькая лекция нашего драгомана заставила по-иному взглянуть на происходящее.

– Почему у нас нет китаиста? – спросил Дуббельт, едва за переводчиком закрылась дверь.

Небольшая комната, которую он выбрал под штаб, не имела окон, и проникнуть в неё можно было, только миновав малый зал, где сейчас разместились стрелки.

– Вероятно, потому, что они предпочитают сидеть в столице, – прокомментировал Владимир «вопиющий глас» начальника. Питомцам петербургского университета наверняка икалось с тех самых пор, как батальон отправился на Дальний Восток. С каждым днём им всё больше и больше желали такого, отчего новеллы Мопассана казались детскими сказками. – Я ещё удивлён, отчего не распустили учеников – китайцев[28]?

– Очень приятно, – улыбнулся, словно Чеширский кот, ротмистр. – Слава богу, телеграф работал, и я за подписью Старика послал указание о запрете роспуска Пушкинской школы. – Немая сцена «Ревизора» весьма позабавила Афанасия. – Мы тихо, не привлекая чужого внимания, работаем, а «слава» вся достаётся молодым.

– Красиво, – оценил Владимир комбинацию старых зубров. Пока все посвящённые смотрят, куда пойдёт и что будет делать сынуля, такие как тесть и его новый начальник не спеша плетут свою паутину. – Тогда я правильно понимаю, что господин Тифонтай весьма заинтересован в бесперебойной работе «маньчжурки»?

– Сам догадался? – спросил, получив от Дуббельта ВЗГЛЯД.

– Да, но не сразу. – Со стороны казалось, что юный унтер чуть растерялся. Но, узнав, на что тот способен, Афанасий не обманывался его видом. Поняв, что объясниться придётся, Дроздов вздохнул: – Владик – главный порт империи на Тихом океане, причём наш. Квантуй, при всей его привлекательности, подобен розе. Схватить, так колючки в руку вопьются. Потому КВЖД становится чуть ли не дорогой жизни, – повторил он услышанную от отца фразу. – А кому она невыгодна? Прежде всего местным караванщикам, держателям постоялых дворов и, как ни странно, губернаторам. Последние настолько привыкли быть у себя богами, что любое ограничение их статуса воспринимают как покушение на основы. Бороться с ними всё равно пришлось, но сейчас очень удобно списать всё на мятеж.