– Придется смириться, Андрюша! Рано или поздно отец ваш все равно женится.

Мальчик, повернувшись к нему, сел на постели.

– Дядя Павел, как вы думаете, папенька нас очень любит?

– Без всякого сомнения.

– Вы думаете, он позволит нам самим вы брать себе маменьку?

Верменич поперхнулся от неожиданности.

Илья, воспользовавшись его замешательством, соскочил с кровати и в ночной сорочке, босиком пробежал до стенного шкафа с верхней одеждой. Порывшись в его глубинах, он нашел деревянную коробочку и взобрался с ней к Павлу на колени. Одной рукой обнял его за шею, в другой протянул коробку:

– Возьмите, дядя Павел! Здесь почти пятьдесят рублей...

– О, Боже! – удивился Верменич. – Зачем мне ваши деньги! Вы их на что-то копили?

Андрей, перехватив руку брата, вынул из копилки несколько синих и красных ассигнаций.

– Мы вас очень просим купить в городе для мадемуазель Александры самое красивое платье! – Не по-детски серьезно посмотрел на него и добавил: – Красивее, чем у баронессы!

– Вы что же такое задумали? – Верменич с удивлением уставился на измятые бумажки.

– Мы хотим просить папу, чтобы он выбрал мадемуазель Александру нашей маменькой, – пояснил Ильюшка. – Она добрая и нас любит.

– И что же, никогда даже не наказывает? – Верменич окончательно был сбит с толку.

– Почему же, – смутился малыш, – наказывает... Крепость не разрешает строить или клетку с ежами заставляет чистить, а еще хуже, если с ужами. – Мальчик поморщился. – Ох, и вонючие же они, дядя Павел!

– Э-э-э, – Павел покрутил ладонью около своего лица, – а вас, друзья, не смущает, что ваша мадемуазель, как бы это выразиться, не так красива? Папенькины интересы ведь тоже надо учитывать.

Переглянувшись, мальчики с обидой посмотрели на него.

– Я бы сам хотел на ней жениться, – с тоской произнес Илья, – но пока я вырасту она, наверное, станет такой же старой, как Агафья!

– Поэтому вы и решили осчастливить своего папеньку, хитрецы вы этакие?!

– Мы хотим, чтобы она всегда жила с нами, а если папенька женится на баронессе, мадемуазель Александра тут же уедет. Нам сегодня Серафима сказала. – Андрей, насупившись, посмотрел на друга своего отца и кивнул на дверь – А раз он считает ее красивой, то пусть с ней остается, а мы дождемся бабушку с дедушкой будем жить в их доме.

– Да-а! – протянул Павел, почесав в затылке. – Ну и задачку вы мне задали! – Повертев в руке ассигнации, он положил их в карман сюртука. – Я вижу, вы все предусмотрели: а мнение самой мадемуазель Александры не забыли спросить? Если она не согласится, никакое платье не поможет.

Братья переглянулись. Действительно, об этом они и не подумали.

– Что же нам тогда делать? – прошептал растерянности Андрей. – Она ведь нас любит, а не папеньку.

– В том-то и дело! – задумался Верменич и вдруг озорно улыбнулся, – А, где наша не пропадала! Смелость города берет, а нам ее не занимать, правда, пострелята? – Он обнял мальчиков и с видом заговорщика прошептал: – Вашей мадемуазелью я сам займусь, а вам приказ: сейчас же в постель! Впереди у нас нешуточные баталии, и нужно прежде всего хорошенько выспаться!..

Заглянувшая в детскую Серафима всплеснула руками:

– Что же вы, барин, себе позволяете? Детям спать не даете!..

Павел поднял обе руки:

– Все, все, ухожу! – и на цыпочках вышел из комнаты.

Девушка окликнула его:

– Барин, не знаете, зачем его светлость вызывают мадемуазель Александру к себе в кабинет?

– Понятия не имею! – Павел пожал плечами. – Возможно, желает поблагодарить за свое спасение.

– Как же! – возмутилась Серафима – Даже к столу не соизволил пригласить!.. Да будь моя воля, я бы дня здесь не оставалась!

– А по чьей же тогда воле ты здесь остаешься, – вкрадчиво спросил черноусый мужчина – Уж не по моей ли?

– Скажете тоже, барин! – скривилась горничная. – У меня хозяйка есть, и если завтра она скажет, что мы уезжаем, я птичкой отсюда полечу!

– И не будешь скучать обо мне?

– С чего бы! – девушка с язвительной усмешкой оглядела собеседника. – Других мне дел нет, чтобы по вас скучать!

– А если я тебя украду и увезу к себе в имение, согласишься остаться со мной? – Верменич обнял девушку. Та уперлась ему в грудь руками и попыталась освободиться. Однако Павел держал ее на этот раз крепко.

– Барин! – прошипела со злостью Серафима. – Сейчас же отпустите меня!

– Сначала ответь, поедешь со мной или нет?

– Как же, разбежалась! – Она предприняла отчаянное усилие, чтобы сбросить мужские руки со своей талии, но барин окончательно спятил, подхватив ее на руки и закружив по комнате. Когда Серафима совсем перестала соображать, он поставил ее на пол и принялся целовать. Девушка слабо сопротивлялась, предметы в комнате расплывались, пол продолжал раскачиваться; Серафима поняла, что избавиться от настырного барина не удастся, а его поцелуи не так уж противны. Она обхватила руками его голову, запутавшись пальцами в жестких густых волосах.

– Серафима! – глухо простонав, Павел положил руку ей на грудь и слегка сжал ее. – Tы сводишь меня с ума! – он попытался расстегнуть платье. Девушка почувствовала торопливые горячие пальцы на своей шее, потом они скользнули ниже...

– Ну, довольно! – Серафима вывернулась из объятий барина. – Поиграли и хватит! – она застегнула пуговицу на вороте и с неожиданной силой оттолкнула Павла. – Успокойтесь, ради Бога! От вас и так уже свечи зажигать можно!

Верменич, улыбнувшись, вновь придвинулся к девушке:

– Приходи сегодня в мою спальню, убедишься, что я не только на это способен!

– У вас, барин, таких, как я, на каждой версте по две дюжины в пучке. А я девушка порядочная и всякие шуры-муры с господами водить не собираюсь!..

– Сима! Что здесь происходит?

Оба, вздрогнув, отскочили друг от друга.

– Да вот, предлагаю Серафиме погостить у меня пару дней вместе с детьми, пока все не уляжется! – нашелся Верменич. – А она тысячу причин находит, чтобы отказаться.

– Вы думаете, что говорите, барин? – непочтительно возразила горничная. – Кто же детям позволит поехать к вам да еще после такого скандала?

– Ты права, Сима! – согласилась с ней Саша – Князь вызывает меня к себе в кабинет. Агафья слышала, как баронесса требовала моего немедленного увольнения. Иди и собирай вещи – вероятно, князь не откажется выделить коляску до почтовой станции.

– Никуда вы не уедете, поживете у меня в имении, пока не подыщете себе более приличного места, – заявил Павел и негромко добавил: – А сколько тут прольется слез, одному Господу Богу известно, если этот болван до утра не образумится!