— Надеюсь, я не навредил этой очаровательной женщине. Как ты считаешь, не слишком ли я настаивал на этом браке?

— Нет, Миша. Наш сын пытается отрицать совершенно очевидный факт — он ее любит. Когда-нибудь он это признает. А в том, что Алиса любит Ники, я уверена абсолютно. Важно, чтобы у будущего ребенка были и мать, и отец. Не отчаивайся! Все будет хорошо.

Она потрепала его по руке, а потом мысленно прочитала старинный цыганский заговор — молодым на счастье. Княгиня лучше других знала своего сына и беспокоилась о невестке. Какая жизнь ее ждет? Ведь Ники такой независимый, упрямый, требовательный… Весь в отца!

— Больше ни за что не стану вмешиваться, — вздохнул князь Михаил. — Может, если их оставить в покое, они построят семью — на благо их самих и нашего будущего внука.

В глубине души князь мало на это надеялся и радовался лишь тому, что ребенок будет Кузановым, законным наследником всего семейного достояния. «Счастье деньгами не купить, однако при деньгах можно позволить себе утешаться роскошью», — цинично подумал князь.

Княгиня Катерина беспокоилась не напрасно — не прошло и нескольких недель, как Ники вернулся к своим старым привычкам. Поначалу он исправно посещал с Алисой балы, приемы, пикники, но светская суета его утомляла, и он либо мрачно стоял в сторонке, глядя на танцующую Алису, либо удалялся за карточный стол. Через месяц он даже не пытался скрыть, что светские обязанности ему невыносимы.

Все чаще Алису вместо Ники сопровождал Алексей, а потом и вовсе заменил своего кузена в том, что касалось светских развлечений. Алексей со всем пылом юности обожал Алису и был готов угождать любым ее прихотям. Алиса ценила его преданность и искренне была благодарна ему за компанию. Дружбу Алексея она ценила тем больше, чем чаще Ники предавался своим прежним увлечениям.

Алексей в душе сердился на Ники за его безразличие к жене, но мысли свои держал при себе. Ссора с Ники не сделала бы Алису счастливее; к тому же Алексей опасался, что Ники, разъярившись, откажет ему от дома, и тогда он лишится общества Алисы. Так что приходилось сдерживаться.

Вскоре Ники опять начал проводить ночи вне дома, вернувшись к выработавшимся за двадцать лет привычкам. В первый раз, когда это случилось, Алиса плакала навзрыд, что еще больше вывело из себя Ники. Увидев ее искаженное болью лицо, он набросился на нее с утроенной злобой.

— Да прекрати ты, черт подери! Знала ведь, за кого замуж выходишь! Или нет? — Голос его упал до свистящего шепота. — Вам было отлично известно, мадам, что я пьяница и развратник, но вы согласились стать сначала моей любовницей, а затем и женой. Так что не понимаю, чем вы сейчас так шокированы. Только не начинайте читать мне нотации о добродетелях и прочей чуши. Вы сами не были примером благонравия.

— Почему ты меня оскорбляешь? — прошептала Алиса сокрушенно.

— О, какие мы, оказывается, нежные! — воскликнул он, норовя обидеть ее побольнее. — И кто бы говорил! Разве не ты предаешься всем доступным удовольствиям и поощряешь многочисленных ухажеров? Но предупреждаю вас еще раз, мадам: не смейте и подумать о том, что вам дозволены, так сказать, побочные связи. Никакой мужчина не посмеет дотронуться до моей жены! И все дети, рожденные в этом браке, будут Кузановыми не только по имени, но и по происхождению. И еще одно. Надеюсь, впредь вы поостережетесь совать нос в мои дела.

С тех пор Алиса старалась не плакать при нем, а когда пыталась вновь с ним о чем-то поговорить, Ники просто разворачивался и уходил. В конце концов, ей пришлось смириться с его поведением, поскольку другого выбора у нее не было. Но как же ей порой хотелось закричать: «Поди прочь! Если я тебе не дорога, поди прочь!» Она не понимала, за что ей такое? За что такие страдания? Но ребенок, шевелившийся в утробе, вынуждал Алису искать защиты там, где ее предоставляли, хоть и ценой унижений.

«Неужели это тот самый Ники?» — думала она в отчаянии. Раньше, когда она была его любовницей, он бывал так добр, так нежен и страстен. А теперь он стал холоден и безразличен, он отдалился от нее и вел себя, как человек, который лишь по стечению обстоятельств живет с нею под одной крышей. Да, она дорого заплатила за то, чтобы сын ее носил его имя. Когда семя посеяно, мужчина может забыть об этом, скрыться, нарушить обещания, но женщина, которая вынашивает дитя, таких возможностей не имеет…

Чтобы как-то спастись, Алиса решила получать от мира, оказавшегося столь несовершенным, все, что возможно. Она не отгородится от жизни, она посвятит себя Кателине и младенцу, который родится. И этот ребенок по закону будет носить имя Кузанова. Пусть даже ее муж вернется к прежней жизни — впрочем, он уже вернулся. Но она, как ни больно ей было себе в этом признаться, не станет унижаться и вымаливать у него крохи любви и ласки!

И все же Алиса часто плакала и слез сдержать была не в силах. Разум не мог справиться с израненным сердцем. Ники больше не заходил к ней в спальню, а она знала, что он не может подолгу обходиться без женщин, и мысль об этом была для нее нестерпимо мучительна.

Между тем Ники проводил вечера в клубах, за картами, был молчалив, угрюм, подвержен внезапным приступам гнева, и друзья его замечали, что женитьба не пошла ему на пользу. Он даже пропустил летние маневры в Царском Селе, испросив по состоянию здоровья долгосрочный отпуск. В нынешнем своем настроении он не смог бы долго выносить общество товарищей по полку.

Он сильно пил, и все старались держаться от него подальше — было видно, что он не бежит от неприятностей, а ищет их. Устав от коньяка и карт, Ники отправлялся в одну из кофеен на островах, где пил черный кофе с лимоном и опиумом или курил гашиш. Тогда он становился менее раздражителен, да и меланхолия отступала.

Однако Ники с завидной пунктуальностью возвращался домой по утрам и ждал пробуждения Кателины. Она бежала в столовую и, завтракая, весело с ним болтала, а он в вечернем костюме сидел у тлеющего камина, и ничто его не занимало, кроме этой очаровательной девчушки.

Ники заботился о Кателине как только мог — покупал ей горы игрушек, выслушивал все ее рассказы, даже иногда водил ее гулять. Когда же наступало время утренних занятий Кателины, Ники отправлялся в свою спальню, где отсыпался до самого ужина, который проводил вместе с Алисой и ее дочкой в огромной парадной столовой. Снова одетый для вечера, он весело беседовал с Кателиной, а с Алисой лишь обменивался вежливыми фразами. Когда же Кателина ложилась спать, он, не говоря ни слова, снова исчезал на всю ночь.

Как-то вечером за ужином Алиса, набравшись смелости, спросила Ники, будет ли он на танцевальном вечере, который она собирается устроить в конце недели. Он, поколебавшись, уточнил, на какой именно день назначен прием, и сказал, как всегда, холодно:

— Постараюсь непременно быть, мадам. Прошу вас, напомните моему слуге, чтобы он разбудил меня пораньше и приготовил костюм.

Вечером в день приема Алиса, уже одетая, сидела в гостиной, когда туда вошел Ники с рюмкой коньяка — четвертой, выпитой им после того, как отправили спать Кателину. Он был одет, как всегда, с элегантной небрежностью в коричневый бархатный сюртук, изумительно шедший к его фигуре. При виде его у Алисы, как обычно, замерло сердце, и она очень рассердилась на себя.