Не дождавшись никакой реакции, я снова взглянула на циркача и ровно спросила:

– Что случилось, господин Ридолас? И что со мной может быть не в порядке?

– Зачем ты пошла в город? – быстро подступил циркач и с силой захлопнул дверь, решительно отрезав коридор от переполненной комнаты, в которой повисло нехорошее молчание. – Зачем? И почему ничего мне не сказала?!

Я совсем озадачилась, мельком отметив про себя, что сегодня он не просто напряжен, а зачем-то даже повесил на пояс нож. Причем не кухонный, не мясницкий, а определенно боевой нож. Наверняка острый как бритва. Тогда как раньше никакого оружия демонстративно не носил, тем самым будто бы нарочно подчеркивая, что у него мирная профессия, не требующая ни дополнительной защиты, ни лишнего беспокойства.

Странно. Что с ним сегодня такое?

– О чем мне надо было сказать? – наконец спросила я, пытаясь разобраться в причинах столь резких перемен.

– О «метке». О храме. И о времени, которого осталось совсем немного.

Так. В чем дело?

Нахмурившись, я внимательно посмотрела на господина Ридоласа и, к собственному удивлению, поняла, что он действительно встревожен. Более того, почти напуган. И напуган, кажется, тем, что я с такой «меткой», какая у меня была еще вчера, рискнула гулять в одиночестве по Нералу.

Блин. Ничего не понимаю. Что на него нашло? Что за паника в глазах? Какое ему вообще до этого дело? Ну, рассказали, наверное, девочки вчера про жреца. Ну, понял он, какую плату с нас взяли за проезд. Но Дул же не в первый раз сюда приходит. Соображает, что почем. Сам небось когда-то себе руки резал, чтобы провести труппу за городские стены. Сам когда-нибудь за всех за них расплачивался. Кровью своей. Жертвой. Смирением и покорностью. Они все так приучены. Каждый готов подставить горло, стоило лишь некроманту указать пальчиком. Что же тогда удивительного в том, что на этот раз плату потребовали не с него, а с меня?

Господин Ридолас внезапно подошел совсем близко и, взяв меня за плечи, настойчиво заглянул в лицо.

– Почему ты ничего мне не сказала? Как ты могла промолчать?!

Я нахмурилась еще сильнее, а потом высвободилась и требовательно повернулась к Мейру, подпирающему собой дальнюю стену.

– Брат, что происходит?

– Господин Ридолас хочет сказать, что только сегодня утром узнал о новом значении твоей «метки», – ровно пояснил миррэ, старательно глядя в окно. – И только сегодня понял, какая плата должна быть тобой уплачена за возможность труппе неплохо заработать на ярмарке. Он пришел сюда после обеда и рассказал об этом нам. Открыл, так сказать, глаза на неприглядную правду и выразил искренне сожаление по этому поводу.

Я изумленно моргнула.

ЧЕГО?!

– А еще господин Ридолас заявил, что не может принять твою жертву ради своего благополучия, – так же неестественно ровно заметил Эррей. Причем, как я заметила, немного сдвинулся в сторону, чтобы перекрыть взволнованному циркачу дорогу к двери.

Та-ак. Что тут, е-мое, происходит?!

Я неторопливо пересекла комнату, остановившись рядом с Мейром, так же медленно повернулась, напряженно раздумывая над происходящим, а потом так же спокойно обратилась к незваному гостю:

– Вы не могли бы еще раз повторить, господин Ридолас, то, что говорили моему брату и дедушке? Мне хотелось бы услышать вас лично, чтобы понять причины вашего беспокойства.

Циркач вздрогнул, как будто его ударили, а потом неверяще прошептал:

– Айдова бездна… Девочка, неужели ты еще не поняла, на что тебя обрекли?!

Поняла. Даже видела вчера в подробностях. Но тебе-то что за дело?

– Неужели не знаешь, что с тобой сделают, едва ты переступишь порог храма?!

Кхм. А он действительно переживает. Очень интересно.

– Неужели не видишь, что происходит?! Разве родичи тебя туда отпустят?!

– Господин Ридолас, на все воля Айда. Разве не так? – Я изучающе посмотрела на его растерянное лицо. – Владыка ведает обо всем, что творится на его земле. Он мудр и справедлив. Разве не должны мы принимать его волю, какой бы она ни была?

– Тебе грозит смерть не позднее этой ночи, – очень тихо сказал циркач, опуская погасший взгляд. – Причем медленная и очень мучительная. Смерть на алтаре владыки, перед которой каждый из участвующих в обряде некромантов будет волен сотворить с тобой все, что ему заблагорассудится. Любое… надругательство. Понимаешь?

У меня сузились глаза.

Еще как понимаю. И уже знаю, как размножаются в Невироне некроманты. Кажется, та девочка испытала на себе ласки не только одного жреца? Или же ей просто повезло и она не пошла по кругу, как дешевая проститутка? Интересно, в храме всех прихожанок так раскладывают? Или только отдельные личности вроде меня удостаиваются такой высокой чести? Может, за это она была так благодарна своему насильнику? И поэтому так радовалась, когда уходила оттуда, вытирая с ног свежую кровь? Что он был всего лишь один?!

Твою маму… кажется, еще немного, и я снова разозлюсь.

– У тебя есть дар, – еще тише прошептал господин Ридолас, не замечая, как насторожившиеся Фантомы сдвинулись еще ближе, постепенно охватывая его широким кольцом. – Хороший дар. Редкий. Который не должен доставаться тем, кто не имеет на него никакого права.

Опа. А это еще что за новости?!

– Айд был бы безмерно рад его заполучить, – тяжело вздохнул циркач. – А жрецы обрадуются еще больше. Поверь, я знаю, о чем говорю. Это – страшная судьба, девочка. И я не желаю тебе ее испытывать. Поэтому и пришел сегодня. Поэтому и говорю такие страшные вещи. Поэтому прошу и умоляю… уходи из Нерала, Гайка. Пожалуйста. Уходите немедленно, пока еще есть шанс. Все уходите. Ведь в Невироне еще остались места, где можно укрыться от гнева служителей храма.

Честное слово, я удивилась так, как, наверное, давно уже не удивлялась. Более того, не просто удивилась, а искренне опешила. Особенно когда прокрутила про себя разговор еще раз, тщательно проанализировала каждое слово, каждый жест и каждую интонацию. И после этого неожиданно поняла одну поразительную вещь: вот же блин… кажется, господин Ридолас – вовсе не тот, за кого себя выдает! И он – вовсе не обычный циркач с добродушной улыбкой. Отнюдь, хотя в это и невозможно поверить. Сначала я даже подумала, что он имеет прямое отношение к храму и служит некромантам удобным осведомителем, как местные нищие. Но потом так же неожиданно осознала: нет. Потому что ни один невиронец не назовет свою страну иначе, чем Благословенная долина. Ни один из местных рабов не посмеет употребить в сердцах имя своего бога. Ни один из них не рискнет упомянуть его даже в слабом ругательстве. И, конечно же, ни один не сумеет сыграть так проникновенно и умело, как этот изрядно немолодой, битый жизнью, но действительно превосходный артист. У которого очень давно имелся какой-то глубокий надрыв в душе. И который только сейчас, подняв взгляд и с мукой на меня посмотрев, рискнул приподнять свою маску, одновременно заставив меня растерянно моргнуть и неверяще отступить.