– Густав, значит, дед не рассказывал, где взял картины?

– А я с ним не встречался. Он умер до моего рождения. Кстати, картины, которые украли, он подарил маме на свадьбу. Мы вообще долгое время не знали, кто их написал.

– Да? Как такое возможно? На полотне должна быть подпись художника.

– Она и есть. Но это я уже потом выучил русский язык. А до меня никто русский язык не знал, разве что дед, но ведь он умер. К тому же он при жизни никогда не хвастался картинами. Война закончилась не в пользу Германии, и распространяться о том, что у тебя висят украденные картины, было по меньшей мере неразумно.

– «Украл» – точно подмечено. Это хорошо, что вы это понимаете, – одобрительно кивнул Виктор Николаевич.

– И как же вы определили, что это картины Поленова? – поинтересовалась я.

– Это было лет пять или шесть назад. Во время перестройки дома я столкнулся с проблемой. Даже не проблемой, а так, недоразумением. Я захотел повесить в кабинете картины, но только дорогие, подлинники, не какие-то там копии-подделки. Уже подыскивал аукцион, на котором их купить, а потом наткнулся в кухне на картины, которые там висели с незапамятных времен. Что за картины? Откуда? Вроде бы дедушка привез их из России, а потом подарил маме. Но кто художник? Я привез в дом оценщика. Он покрутил носом. Не Рембрандт, не Рубенс и уж точно не Ван Гог. На Западе русскую живопись знают слабо. Пришлось искать более компетентного искусствоведа. В результате я выяснил, что картины скорей всего принадлежат кисти Василия Поленова. Однако считается, что подлинники висят в Русском музее, в Санкт-Петербурге.

– Не поняла. Если там подлинники, то у нас что? – озадачила мужа Ирина.

– Поленов любил писать по нескольку вариантов своих картин. Иной раз трудно сказать, что перед вами: эскиз к картине или сама картина, – ответил жене Густав.

Мы с Алиной эту тему уже обсуждали, поэтому я кивнула в знак согласия.

– А потом я в Интернете поместил фотографии этих картин.

– Зачем?

– Мало ли. Может, кто-то знает историю моих картин. Меня интересовало все: когда они были написаны, приблизительная стоимость, – сказал Густав, немного смутившись.

– И вам ответили? Может, кто-то хотел их купить? Или заявлял на них свои права?

– Звонил один, по голосу представительный мужчина. Говорил на немецком языке, но с акцентом. Это было приблизительно полгода назад. Он хотел посмотреть на картины, но я их продавать не собирался, поэтому от встречи отказался. Вернее, не так. Я назначил ему встречу в ресторане, приехал, посмотрел на него издалека, но подходить не стал.

– Почему?

– Не понравился он мне. Скользкий такой тип, из тех, какие женщинам нравятся, – простодушно объяснил Густав. – Чем-то на Кларка Гейбла похож. Усики под носом, худой, среднего роста. Шейный платок вместо галстука. Этакий молодящийся франт. Не люблю таких, – мотнул он головой.

– Допустим, вы не захотели к нему подходить, но вы хоть узнали, как этого мужчину зовут?

– По телефону он представился Алексом Петроу, американцем, но, думаю, он такой же Петроу, как я, скажем, Иванов.

– Вы хотите сказать, что этот мужчина был русским?

– У него такой же акцент, как у моей Ирины. Кстати, еще поэтому я не захотел с ним встречаться. Подумал, что он станет на меня давить, просить продать картины, мол, русская живопись не для немцев.

– А он хотел картины у вас купить? – уточнила я. Еще минуту назад Густав сказал, что незнакомец лишь хотел на них посмотреть.

– А зачем на картины смотреть, если не покупать? – резонно заметил Сидоренко.

– Да-да, мне то же самое пришло в голову. Этот господин был очень настойчив, а я не люблю и не могу говорить категорическое «нет». Злюсь на себя, но ничего поделать не могу.

– Как же вы выкручиваетесь из положения? Ведь в жизни часто приходится говорить «нет», – поинтересовалась я. Мне тоже иногда приходится чувствовать себя неловко от того что человек не понимает вежливый отказ.

– А заношу этого человека в «черный» список телефона.

– Следовательно, в памяти вашего телефона есть номер этого господина? – обрадованно спросила я. Не факт, конечно, что этот Алекс Петроу причастен к ограблению, но проверить его не мешает.

Густав достал телефон. Покопавшись в меню, он мне стал диктовать номер.

– Только тебе придется позвонить самому, – сказала я, внеся номер Петроу в память своего телефона.

– Я? – удивился Густав. – Зачем мне звонить этому типу?

– Густав, я не могу с ним разговаривать хотя бы потому, что не владею в совершенстве немецким. К тому же то, что этот тип русский, всего лишь твое предположение. Так?

– И о чем я с ним буду разговаривать?

– Скажешь, что надумал показать картины.

– Только и всего?

– Только и всего.

– Но у меня нет картин, – хмыкнул он. – Что я ему должен показать?

– Но он-то не знает, что у тебя нет картин. А если знает, то знает и об ограблении и на контакт не пойдет. О чем это может говорить? О том, что он или наводчик, или грабитель.

– Но он знал только мой электронный адрес и номер мобильного телефона, который я дал на сайте.

– Густав, поражаюсь твоей наивности, – не сдержалась я. – Неужели проблема узнать адрес? Ты засветил свои картины, а дальше это дело техники. Кстати, ты рассказал полицейским о Петроу?

– Нет. Он же не видел картин? Если бы не ты, я даже не вспомнил бы о том звонке.

– Зря. У полиции больше шансов найти этого Петроу, чем у меня и Алины, – вздохнув, призналась я. – Звони, Густав.

Густав, пожав плечами, стал набирать со своего мобильного телефона номер Петроу. В принципе я не особенно рассчитывала на то, что этот тип до сих пор жаждет взглянуть на картины Поленова, но где-то в глубине души все же теплилась надежда на то, что нам удастся схватить удачу за хвост.

– Was? – удивленно воскликнул Густав и недовольно нахмурил лоб. Моего словарного запаса хватило, чтобы понять это единственное слово. «Was» в переводе с немецкого означает «что». Я почему-то подумала, что Густав ошибся номером, набрал не ту цифру, но он назвал имя: – Алекс Петроу.

Ответ был очень краткий. Густав поднял на меня виноватые глаза.

– Это гостиница. У них останавливался такой постоялец, его очень хорошо помнят, но сейчас его нет. На всякий случай я оставил свой номер телефона, вдруг он вновь решит у них остановиться. Что делать будем?

– Звони в полицию. Расскажи, что вспомнил о том, как поместил фотографии картин в Интернете, а потом тебе позвонил некий Алекс Петроу, предположительно гражданин Америки.

Густав безропотно набрал номер полиции. Говорил он недолго, несколько раз упомянув имя Алекса Петроу. К его заявлению полицейские отнеслись спокойно. Если бы я была на месте Густава, а в немецкой полиции служил наш с Алиной приятель майор Воронков, он бы с меня голову снял за то, что я утаила от следствия полезную информацию. Густаву же слова не сказали. Вспомнил – уже хорошо.