– Не обязательно – я сомневаюсь, что великое искусство может быть таким личным и сдержанным. Оно должно задевать за какую-то универсальную струну. Мы все едва ли когда-либо испытаем жизнь в Мандерли – не то чтобы в этом была цель леди Браунинг. Отнюдь, полагаю. Но в каком-то смысле мы все об этом мечтаем. Но когда доходит до писательниц, мужчинам необходимо верить, что опыт берется из реального источника. Как это в противном случае охолащивающе, если подумать, – этот недостаток доступа и контроля над самыми нашими глубочайшими мыслями и мирами.

Вивьен уставилась на Соню, лихорадочно соображая.

– Вы правда думаете, что в этом настоящая причина?

– Я думаю, все начинается и кончается чувством свободы, или, по крайней мере, контроля – и угрозы потери их к чужой выгоде. Антитеза кооперации. Я, в конце концов, убежденная социалистка.

– Стоит ли вам все это мне рассказывать?

– Только сейчас, когда журнал закрылся. Пришлось ждать этого. Иначе я бы никогда не раскрыла вам редакторские решения.

– Значит, вы пришли на обед встретиться с Дюморье и мной, поскольку читали наши рассказы?

– Нет, не совсем. Я также читала рассказ мистера МакДоноу. Я хотела встретить «девушку из магазина».

Вивьен в шоке повернулась к ней. Ее грудь тут же сжалась в ярости от претворения в реальность самого глубокого ее страха. Она вспомнила, как топтала журнал голой правой ногой, как швырнула латунную табличку в корзину для бумаг, а затем бросила тренч Алека ему в лицо. Она хотела сделать так, чтобы его последний взгляд на ее обнаженное тело запечатлел, как она уходит от него, чтобы забрать свою одежду в кабинете.

– Рассказ явно был о вас. – Соня заколебалась от того, как явно начала сердиться от ее слов Вивьен. – Вы, конечно, знали, что его напечатали?

– Нет, узнала совсем недавно.

– Вы не подозревали?

Вивьен покачала головой.

– Алек не делится тем, что творится – что бы там ни происходило – в его голове. Я знала, что он годами добивался публикации. Я не знала, что он пытался выехать на моей шее.

– Он знает, что вы тоже пишете?

– Господи, надеюсь, нет.

– Я считала, что Сирилу стоило выбрать ваш рассказ, а не его. Но редакторам понравился персонаж девушки. Больше, чем сам сюжет, боюсь.

У Вивьен начала раскалываться голова от иронии того, что она почти заполучила публикацию, только чтобы проиграть ее именно Алеку, и только потому, что он написал о ней. Неужели даже сюжет ее собственной жизни был ей неподконтролен?

– Они все уверяли, что девушка в рассказе напоминала им о многих незамужних женщинах, которые полагали, что их обокрала война. Но мне было очевидно, что образ был не собирательным. Я не думаю, что мистеру МакДоноу хватило бы на это воображения. Послушайте, – мягче сказала Соня, – ничто из этого не выбивается из ряда вон. Сколько бы они ни ныли о «женской прозе», авторы-мужчины не меньше склонны к использованию знакомого им опыта. В конце концов, я девушка из Отдела Литературы, как Эрик назвал меня в «1984».

– Это вас не волнует? – недоверчиво спросила Вивьен.

Соня снова пожала плечами.

– Большая часть писателей используют настоящих людей для вдохновения. Действительно одаренные воображением… ну, возьмите леди Браунинг. Сложно будет найти и йоту ее жизни в этих книгах.

– Но Алек должен был знать, что люди это поймут.

– Не обязательно. Кларисса Спенсер-Черчилль и я догадались исключительно случайно. Вы были на вечере у Эллен Даблдей в прошлом месяце и встретились с Клариссой, да? Эллен рассказала Клариссе – а Кларисса потом мне, – что вы работаете в книжном магазине и были однажды обручены с будущим графом Сент-Винсентом. И было что-то о недавнем инциденте в вашем магазине с часами от «Картье» – той же самой модели часов, которые в рассказе мистера МакДоноу служат причиной расставания персонажей. Вот что дало нам подсказку и привело меня на ваше мероприятие.

– Это так раздражает, – горько сказала Вивьен. – Я пишу о том, чего не знаю, и все говорят, что это недостаточно правдоподобно. Леди Браунинг критикуют за придумывание дичайших, самых кошмарных мыслей. Тем временем Алека публикуют за пересказ моей собственной истории – никакой выдумки, никакого разрешения. Эго – вторжение – этого всего.

– Вивьен, послушайте меня. Вы пишете самым странным, самым прекрасным образом из всего, что я читала. Просто сейчас не ваше время. Я знаю, что никто не хочет этого слышать. Вы бы, возможно, предпочли услышать, что лишены таланта, чем что вас ждут только усилия без награды. Сладостны последствия несчастий, как однажды написал Шекспир.[7]

На последних словах Вивьен взглянула на Соню с любопытством.

– Миссис Блэр, я немного понимаю, каково потерять мужа. Почему вы уделяете этому время?

– Полагаю, так я преодолеваю несчастья. – Соня грустно улыбнулась. – Лучше всего я работаю, теряя себя в других. Эрик всегда говорил, что в этом часть привлекательности большого дела – если не дано писать. – Она взяла руки Вивьен в перчатках в свои. – Я нисколько не сомневаюсь, что однажды вы добьетесь огромного успеха. Но пообещайте мне, что будете держать в узде свой норов. И продолжайте писать. Только, – Соня жалобно улыбнулась, – только не про Алека. Я подозреваю, он далеко не такой завораживающий, как вы.

Они расстались у восточного входа в сквер. Направляясь обратно в магазин, Вивьен знала, что гневно топчет ту самую землю, на которой Т. С. Элиот редактировал, Вирджиния Вулф вдохновлялась для романа «Ночь и день», а Теккерей пересказывал первые главы «Ярмарки тщеславия». Вивьен могла продавать книги этих и других авторов, но на этом все, вероятно, заканчивалось. Даже с интересом леди Браунинг или Сони Блэр ее шансы на карьеру в писательстве оставались чрезвычайно низкими. Кроме того, Вивьен теперь еще больше хотела чего-то другого, и это было не издание собственной версии своей жизни.

Она хотела почувствовать контроль над ней.

Несколько часов спустя Эви осторожно приблизилась к кухоньке, где Вивьен была на чайном дежурстве.

– Привет, незнакомка, – прохладно поприветствовала ее Вивьен.

Эви застыла в дверях. Она старательно избегала Вивьен после мероприятия с Дюморье, но беседа с Мими накануне оказала должный эффект.

– Могу я помочь?

Вивьен кивнула, наполняя чайник водой.

– Ты знаешь распорядок.

Эви встала на цыпочки, чтобы дотянуться до жестянки с черными чайными листьями в открытом шкафчике над их головами.

– Все в порядке? – прямо спросила Вивьен, включая чайник в розетку.

Эви стояла там, не зная, что сказать. Она продолжала видеть, как Вивьен и Алек набрасываются друг на друга в кабинете мистера Даттона, так яростно и почти жестоко – воспоминание, которое даже недели спустя заставляло девушку чувствовать себя