тебе неприятности. Мой брат едет в Лондон, я буду ему нужна. Его ранили.

— Что случилось?

— На него напали — пырнули ножом. Друг везет его домой. Скоро он вернется в Лондон.

— Когда?

— Точно не знаю.

Натан ощутил прилив подозрительности и злости.

— Господи, Джорджи! Ты ушла в ночь, даже не зная, вернулся твой брат или нет? Ты же знала, что его ранили, знала, что авария не была случайной! Ты с ума сошла?

Ей настолько не терпелось уйти, что она с радостью отправилась в лапы опасности?

— С ума сошла? — хохотнула она. — Не знаю… возможно. Я плохо соображала. — Она рассеянно потерла ушибленный лоб. — После аварии я странно себя чувствую.

Он пристально посмотрел на нее, грязную, измученную, в синяках, и весь гнев улетучился. Возможно, она еще и голодная — сегодня она почти не ела.

— Сейчас ты ни на что не годишься. Тебе надо поесть, помыться и выспаться.

— Серьезно? — похлопала она глазами.

— Конечно. — Он взял со стола блюдо с пирожными. — Съешь, а я велю приготовить ванну и попрошу Гоуджа подать ужин. Кто-нибудь узнает, когда вернется твой брат?

— Да, Лили.

— Хорошо, напиши Лили. Записку мигом доставят, и, если возможно, вечером ты получишь ответ. Лучше сделать так, нежели убегать в одиночестве, разве нет?

— Наверное, — засмеялась она. — Я привыкла справляться самостоятельно.

Из бюро Натан достал бумагу, чернила, сургуч — все необходимое, чтобы написать несколько строк. Он положил все перед Джорджи, и через несколько минут записка была готова.

Он отнес записку Гоуджу, а по возвращении с удовольствием отметил, что Джорджи съела как минимум три пирожных.

— Идем наверх. Тебе набирают ванну. Помоешься, согреешься, и станет лучше.

Натан вынудил ее подняться в опочивальню, где с утомленным видом Джорджи села на кровать. Он планировал выйти, дабы она разделась, но снять одежду она явно была не в состоянии. Натан опустился на колени, снял ботинки и чулки. Он стащил жилет, осторожно развязал платок, снял рубашку и бриджи, перевязку и исподнее. Джорджи не мешала ему исполнять роль камердинера и сидела тихо.

Она возмутилась, когда он подхватил ее на руки, но довольно вздохнула, едва очутилась в горячей воде.

Натан взирал на нее, чумазую, в синяках, неопрятную, но очаровательную. Он до дрожи ее хотел. Но сейчас неподходящее время. Честно говоря, подходящее время может не прийти никогда. Посему он ее оставил.

Когда он вернулся с простыми сытными кушаньями, Джорджи уже облачилась в рубашку и причесывала мокрые волосы. Она с улыбкой оглянулась через плечо. Рубашку, коя доходила до колен, она, скорее всего, стащила из армуара; ткань до того тонкая, что в свете свечей виднелись очертания тела. Член напрягся, хотя при виде бледного, покрытого синяками лица стало больно. Почему-то теперь синяки выглядели еще хуже.

— Я пришел с дарами, — беспечно молвил он, поставив поднос.

— С едой, — заметила она.

— И с весточкой от твоей подруги.

— Уже?

Джорджи с грохотом бросила гребень и подошла к Натану, открыла записку и пробежалась глазами по строчкам.

— Ну что?

— Гарри еще не вернулся, — изрекла она с тревогой во взгляде. — Из-за его ран они едут медленно. — Она передала записку Натану.

— Она говорит, чтобы ты оставалась там, где находишься. Если ты в надежном месте.

— Да.

— Значит, ты останешься?

На несколько секунд, в течение которых она молчала, захватило дух.

— Если ты не против.

Джорджи на него не глядела. Она впилась глазами в пальцы ног.

Напряжение моментально испарилось.

Натан положил руку ей на плечо.

— Оставайся сколько хочешь. Я буду оберегать тебя и защищать, как только смогу.

Он кое-что придумал. Натан увидится с Дансмором, как только он вернется в город.

— Правда?

— Разумеется. Тебе придется мне довериться. Ты мне доверяешь?

Внезапно и совершенно не к месту Натан вспомнил, что задавал этот вопрос, когда лежал между ее разведенными бедрами. У Джорджи в глазах мелькнула тень узнавания. Щеки порозовели, она приоткрыла рот, обнажив жемчужные зубы. Мягкие губы очаровывали, член напрягся сильнее. «Господи».

Джорджи заметила. Она бросила взгляд на его промежность и округлила глаза, а затем удивила:

— Да, доверяю.

Джорджи коснулась его груди. Он взбудоражился, ощутил, что краснеет. Смехотворно то, как сия неопытная барышня на него влияла.

Он не хотел, чтобы она чувствовала себя обязанной, посему он стиснул зубы и сделал шаг назад. Джорджи опустила руку, на лице промелькнула досада.

— Я предлагаю остаться не для того, чтобы что-то от тебя получить. Вольничать я не буду. К тебе будут относиться как к гостье, я ничего не попрошу взамен.

Она прикусила губу. «Боже, какие губы».

— Даже если я хочу, чтобы попросил?

Член стал еще тверже.

— После того как ты сказала, что не хочешь выхода на бис, я ни на что не рассчитывал.

— Это… ложь.

Джорджи залилась восхитительным светло-розовым румянцем.

— Ложь?

Натан сел подле нее. Она повернулась к нему, подалась ближе, расстегнутая горловина рубашки давала возможность взглянуть на безупречную грудь.

Джорджи вперилась в него взором, обдавала дыханием губы. Натан чувствовал чистый женский аромат. Она его ошеломляла, словно сей миг всегда приближался, словно этого мига он ждал всю жизнь. Она шла к нему годами, ее несли волны судьбы. Пусть он еще не готов думать о смысле, зато он знал, что момент истины рано или поздно наступит.

Покамест он ее вожделел. С острой физической болью.

Несколько секунд он молча ждал.

А потом она его поцеловала.

Глава 24

Натан не противился.

Джорджи прижалась к нему губами, скользнула в рот языком, забралась на него, дабы быть еще ближе. После нападения она открыла Натану свое осторожное сердце; она знала, что он тоже что-то испытывал, помнила влажные глаза, помнила, как он ощупывал ее шею.

Этим вечером Джорджи изменилась навсегда, и теперь, когда она целовала Натана, ею двигало не только плотское желание. Когда Джорджи взяла его лицо в ладони, ею двигали вожделение и любовь, безупречное слияние сердца и тела, превосходящее все остальное. Она хотела отдаться Натану, доставить ему удовольствие и радость. На сей раз она разделит с ним ложе не для того, чтобы утолить похоть, испытываемую с первой встречи. Речь шла о самоотдаче, о том, чтобы подарить Натану себя.

Ну и в ответ немного получить самой.

Натан привлек ее ближе, целовал, ласкал. Возникло ощущение, что она вот-вот умрет от услады.

— Помоги снять, — пробормотал он, пытаясь стащить жилет.

Они разделись, небрежно бросая вещи на пол. Без одежды он великолепен. Высокий, широкоплечий, дюжий, бледный, член бесстыдно покачивался. Джорджи могла бы взирать на Натана весь день.

— Мне