Так в тот раз, не подстрелив ни одной утки, я вернулся в деревню с двумя волчьими шкурами за спиной…

4

А еще я вам расскажу, как мне лиса подарила утку…

Известно, осенью, когда вода в реках становится холодной, дикие утки готовятся к отлету в теплые края. К этому времени они накапливают жир и собираются в большие стаи. Весь день они проводят* на просторных озерах. Одна из уток вытягивает шею вверх, поворачивая голову, осматривается по сторонам — сторожит. Остальные, уткнув клювы под крылышки, дремотно нежатся, покачиваясь на волнах, отдыхают. Лишь вечером птицы покидают открытые большие озера и перелетают на богатые пищей мелководные старицы.

С лугов в деревню возвращался скот. Я шел к Дубравному озеру охотиться на уток. Озеро это небольшое, мелководное, берега его отлогие. Оно напоминает большой треугольник: два нешироких рукава как бы приткнуты друг к другу под прямым углом. Кое-где, склоняясь над водой, стоят куртины тальника. У берегов колышется тростник, густо меж тростниками разрослась осока, но теперь, после инея, она пожухла. Листья кувшинок повяли и осели на дно, вода кажется прозрачной. А вокруг озера стоит дубняк.

Весной в половодье Дубравное озеро сливается с Волгой. Тогда в этой тихой заводи рыба мечет икру. А когда Волга войдет в берега и озеро уляжется, здесь появляются мальки; за лето они вырастают в небольших рыбешек, становятся хорошей приманкой для уток. И каждой осенью по вечерам сюда прилетают утки, садятся на воду.

Я укрылся в самом углу озера, на мысочке, и теперь мне удобно бить по уткам: где бы они ни сели, выстрел их достанет. Вокруг себя я расставил ветки, так лучше: утки не сразу заметят.

Солнце меня не освещает, сквозь ветви деревьев его лучи не проникают. В такое время утки должны начать свои полеты. Я вынимаю манок и зову их. Потом прислушиваюсь. Но утки не отзываются. Спустя некоторое время я вновь поманил их…

Легкий прохладный ветерок, погладив мои щеки, проносится мимо. Иногда мне вдруг покажется, будто утка летит прямо на меня, и рука невольно тянется к ружью. А всмотришься получше — это на воду спустился дубовый листок…

Вот и начинаются сумерки… Я последний раз поманил уток и решил немного подождать. Тут я замечаю тень какого-то зверька на противоположном берегу. Он проворно скрылся за огромным дубом. Я замер и стал всматриваться в одну только точку. Из-за дуба показалась голова зверька, что-то высматривающего. Потом он прильнул к земле, подполз к самому берегу и скрылся в пожухлой осоке. Это лиса. Мех ее пока еще не поспел, и стрелять в нее я не думаю. Но зачем она пожаловала сюда — за пищей или воды напиться? Не знаю. А как интересно узнать!

Мои размышления были прерваны: над озером послышался свист крыльев: прилетели утки. Они, видимо, не решаются сразу спуститься на воду, делают сначала круг над озером. Потом почти отвесно все падают вниз, шлепая крыльями по воде. В таких случаях я обычно вскидываю ружье и бью по птицам. Но на этот раз, даже и сам не знаю отчего, словно оцепенелый, я не шелохнулся. А утки сидят на середине всей стайкой и как будто прислушиваются, мол, нет ли поблизости врагов. Потом одна из них негромко прокрякала: «Ва-ах, ва-ах». Видно, это была старшая стаи — вожак. Теперь утки, словно по команде, окунули клювы в воду и стали ее цедить, вылавливая мальков.

Тихо, не двигаясь с места, я взял ружье… Вдруг на том берегу послышался плеск воды и тревожный крик утки: «Ва-ах…» В одно мгновение стая взвилась и улетела. Теперь лишь на той стороне озера, в кустах, слышалось хлопанье крыльев. Наудалую выстрелил по кустам и кинулся в воду. Озеро очень мелкое, и я вброд, не зачерпнув воды в сапоги, перешел его. Неподалеку от берега лежала утка и беспомощно взмахивала одним крылом.

Теперь я понял: лиса приходила охотиться. И пришла она, похоже, на звуки моего манка. Знал бы я, что кумушка пришла на охоту за утками, турнул бы ее отсюда… Как бы там ни было, лиса испугалась вып рела, и ее добыча теперь досталась мне.

«Какого только не бывает чуда в природе», — думал я, неся домой утку, добытую лисой.

5

Была у меня чудесная гончая собака — Ласка. Заливистый ее лай, как звон валдайского колокольчика, до сих пор памятно слышится мне. А любил-то я ее, ну сами знаете, как может любить бывалый охотник настоящую гончую… Что тут говорить!

Дед Мирон грустно свернул самокрутку и закурил.

Все молчали. И хотя ждали продолжения рассказа с нетерпением, вопросы не задавали, не торопили. По всему было видно, что на этот раз Мирон шутить не собирался. Кто-кто, а охотник душу охотника понимает.

— И вот история эта такая, — продолжал дед Мирон. — Стоял я на охране одно лето… Вышку пожарную знаете, что стоит в Звениговском лесу?..

Однажды вечером стою на вышке и слышу не то лай, не то визг… На второй, на третий день — опять то же. «Не волк ли тут по соседству, — думаю. — Если он, то наверняка со своим выводком развлекается».

И вот на утро беру одностволку, пожарный заступ, иду искать логово. Но собаку с собой не взял.

Как говорится, кто кого ищет, тот на того и набредет.

Километрах в полутора от вышки, в мелком ельнике, сперва я заметил на земле песок. А когда рассмотрел поближе, обнаружил само волчье логово. На песке хорошо заметны большие и маленькие следы.

«Вот где добыча!» — подумалось мне.

На всякий случай ружье держу наготове, хотя оно заряжено мелкой дробью (жаль, тогда у меня картечи не было). Обеспокоенно оглядываюсь по сторонам. И вдруг вижу: мелкой рысью трусит худощавый, небольшого роста волк с ношей в зубах. Не раздумывая, я вскинул ружье. Выстрелил.

Не то от неожиданности, не то от боли волк взвизгнул и скрылся в чапыжнике. Конечно, на таком расстоянии дробью не мог я его уложить, а ношу он свою бросил. Это был взрослый заяц, только что пойманный волком, потому что его тушка была совсем теплой.

Понятно, в логове непременно должны быть волчата. Я принялся раскапывать его.

Лаз в нору сначала шел прямо, а потом коленом влево. И тут я увидел прижавшегося к стенке логова желтовато-серенького волчонка. Он весь дрожит. Я беру его за шкирку голыми руками. Волчонок визжит, хочет царапнуть меня.

Я понял: волчица была молодая; она в первый раз ощенилась, поэтому волчонок