Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то вдалеке различаю голос Марка Мироновича:
— Скорая? Да-да… девушка потеряла сознание… Адрес… Улица Авангардная… приезжайте скорее… ждём…
Хочу спросить, кто потерял сознание, но не могу сделать вдох, словно в горло залили кислоту… Горит.
Внезапно картинка перед глазами начала исчезать, и внешние звуки стали пропадать.
Последнее, что я уловила, прежде чем окунуться в темноту, это дрожащий голос Яна:
— Держись, маленькая…
ЯН.
— Воспаление лёгких?! – с ужасом повторяю слова врача.
— Только без нервов, Ян, – на моё плечо ложится рука отца и ощутимо его сжимает.
— Это опасно? – всматриваюсь в пожилого мужчину-врача, старого друга семьи, задавленным взглядом.
— Пока не могу сказать, – неопределённо отвечает он. — Потеря сознания ни о чём хорошем не говорит. Но мы делаем всё возможное. Сейчас она в реанимации под капельницами, и мы ведём постоянное наблюдение.
— Откуда это вообще взялось? – ошарашенно развожу руками. – Мы только вчера были у врачей, и они сказали, что всё нормально. Они же анализы какие-то делали…
— Причин может быть много, – задумывается Аристарх Семёнович. — Некомпетентность врача, ошибка в лаборатории. Как она себя чувствовала вчера?
— Нууу… — напрягаю мозг, чтобы хоть что-то вспомнить, но от потрясения он стал как желе. – Она говорила, что голова болит, и слабая была… да я не знаю, мы проспали всю дорогу до дома, – сокрушённо провожу ладонью по волосам.
— Что ж, сейчас нам остаётся ждать, когда препараты стабилизируют состояние, а дальше будем решать что и как, – с холодной уверенностью заявляет мужчина, хлопая по моей руке. – Доверься мне, Ян, я её поставлю на ноги.
— Спасибо, – с благодарностью смотрю на проверенного годами семейного врача, и в душе теплится надежда.
— Аристарх, к ней можно? – встревает не менее встревоженный отец.
— Ты что, Марк? Ещё я вас в инфекционный блок не пускал… — насмешливо восклицает врач и вскидывает руку, чтобы проверить время на часах. – Так, друзья, мне нужно бежать. Впереди ещё сложная операция, – и заметив наш с отцом всполошившийся вид, мягко добавляет. — Не волнуйтесь, за Милой следит целая бригада специалистов.
Пожав ему руку и проводив печальным взглядом, отец устало садится на скамью для посетителей и опускает голову.
Чувствую приближение неприятного разговора и присаживаюсь рядом.
— Скажи мне, сын… — начинает мужчина, поднимая на меня потускневшие глаза. – Почему я узнаю о том, что ты и Мила попали в аварию, только сейчас?
— Потому что у тебя слабое сердце, – не кривя душой, отвечаю я. – Не хотел тебя волновать.
— Чушь! – рычит мне в лицо. – Ты просто отложил неизбежное, сам понимаешь! Девчонка в реанимации, ты весь покалечен, и я узнаю всё об этом в последний момент. Как это называется?
— Это называется «Как не рвать на себе волосы, выбирая, у чьей палаты караулить в первую очередь – девушки или отца», – и не думая шутить, отзываюсь я.
Прикрываю глаза ладонью в попытке договориться с самим собой и утихомирить рвущееся изнутри сердце.
Моя Мила ходит по краю бездны, и я никак не могу её оттуда оттащить. Только вроде выдохнул, что всё хорошо, так судьба снова проверяет наши отношения на прочность.
Врач сказал, что переохлаждение и дикие условия, в которых мы побывали, вызвали у Милы толчок к болезни.
И виноват в этом я, идиот. Надо было остаться с ней на ночь. Уговорить. Заставить. А я набычился, что она отвергла мою помощь, и ушёл домой, не оглядываясь. Понадеялся на родителей Вольской, что они проследят за здоровьем дочери, а в итоге они выпустили её за порог дома. И не просто погулять, а работать. Уму непостижимо.
Что со мной станет, если лечение не поможет? Что я буду делать, если из реанимации она больше не выйдет?
— Ян, сынок, посмотри на меня, – слышу тихий голос отца и убираю с лица ладонь.
— Она в надёжных руках. Тем более она по натуре боец, – улыбается мужчина. — Интуиция мне подсказывает, что нам ещё немало от этой девчонки достанется.
Качаю головой.
— Она не хочет быть со мной, пап…
Барсов-старший лишь скептически усмехается:
— Мальчик, я за твоей мамой четыре года бегал… — выставляет вперёд это количество пальцев. — ЧЕТЫРЕ долгих года смотрела на меня как на пустое место, а ты, парень, после одного месяца сдулся…
— И что ты сделал, чтобы мама обратила на тебя внимание? – затаив дыхание, спрашиваю я.
Тема мамы для нас очень редкая и болезненная, а тут отец сам начал.
— А! – небрежно отмахивается. – Спас от хулиганов… случайно получилось. Шёл к ней домой, чтобы сказать, что больше ничего не чувствую, и она мне безразлична.
— Зачем ей об этом говорить? – выгибаю вопросительно бровь.
— Ну вот так захотелось мне… Чтобы последнее слово было за мной, – почесав подбородок, отец останавливает взгляд на своих руках и задумчиво добавляет. – А вон как получилось… Какие-то гопники к ней пристали в переулке, и это стало для нас ключевым моментом. Все костяшки тогда сбил, лупя по рожам отморозков… Вот, – суёт мне под нос руку, на которой красуется несколько шрамов. – Перерождение из обычного парня в героя оставило следы.
Улыбаюсь вместе с ним, представляя всю картину в красках. Никогда раньше не слышал эту историю. Мама говорила, что они с отцом познакомились в институте, и был он, мягко говоря, придурком.
— Она оценила и обратила на тебя внимание?
— Не сразу, но да. Пригляделась, – кивает головой. – А до этого «королева» даже побрезговала бы меня, «жука», туфлей своей давить. Строила из себя саму неприкосновенность.
— Забавно… — облокачиваюсь на спинку скамьи и запрокидываю голову.
— Ян… — укоризненно бросает отец. – Ты понял, в чём мораль-то?
— Просвети меня, о, мудрейший.
— Перестань быть балбесом и прояви себя как настоящий мужчина, – авторитетно заявляет Барсов-старший, тыча мне в лоб пальцем. — Таких неприступных женщин может зацепить только человечность. Мужское внимание, забота и твёрдое плечо могут сотворить настоящее чудо.
— Прямо чудо? – саркастически ухмыляюсь, просто не зная, что ещё можно сказать.
— Мила должна чувствовать, что рядом с тобой спокойно. Что ты сможешь защитить её в любую минуту, и тебе можно доверять. А вот когда этот момент наступит, и она расслабится… вот тогда хватай и тащи в пещеру, где уже можешь хвастаться большим членом и вставлять свои поганые словечки, которыми ты любишь разбрасываться на каждом углу.
Во все глаза смотрю на родителя и не могу понять, что со мной происходит.