Мы любили друг друга всеми возможными способами — или, по крайней мере, всеми, что мы могли придумать в то время. У нас был робкий секс, бесстыдный секс, сладкий секс, грязный секс, долгий секс. У нас был секс в помещении, на улице, стоя у стены, стоя там, где не было никаких стен, сидя и лежа на стульях, на диванах, в машинах, на кроватях — на огромном количестве разных кроватей: в первые годы фигурировали в основном узкие подростковые постели (наши собственные и наших друзей) и широкие супружеские ложа (родителей наших друзей). И все это был, как мне теперь кажется, чертовски хороший секс.

А потом мы поехали в Эдинбург. В Эдинбурге у нас все чаще начал случаться быстрый секс, усталый секс и сердитый секс. Странно, что почти всегда, когда ты в последний раз занимаешься с кем-нибудь любовью, ты не знаешь, что именно этот раз — последний. Мы делали это в тот день, когда она ушла, — выполненное из чувства долга соитие, похожее на пожелание удачи перед выступлением. Мы приобрели привычку, чтобы я брал ее сзади. Она знала, что в этой позиции я не могу выдержать очень долго, так что все заканчивалось быстрее, и ей не приходилось при этом смотреть на меня. Даже видение ее качающейся вперед-назад упругой попки не делает это воспоминание менее болезненным.

— Ты часто ездишь домой? — спрашиваю я, выбрасывая непристойные мысли из головы. Далеко-далеко.

— Нет. А ты?

— Мама переехала обратно в Блэкпул, чтобы ухаживать за бабушкой. Я навещаю ее приблизительно раз в месяц.

— Ничего себе! Я прилагаю все усилия, чтобы видеться с отцом и братьями как можно реже. Стараюсь показываться им на глаза не чаще чем раз в два года.

— А Рождество ты разве не с ними встречаешь?

— Нет, не с ними. Терпеть не могу снега.

— А что ты тогда делаешь в рождественские каникулы?

— Катаюсь на лыжах.

— Не вижу логики.

Она пожимает плечами.

— Как братья? Ловят рыбу? В целом у них все неплохо?

— Хотелось бы надеяться, — равнодушно бормочет она. — Правду сказать, меня так достало ухаживать за ними, когда я жила дома, что я была просто счастлива предоставить их самим себе.

Я оставляю ее злую реплику без внимания.

— С отцом все хорошо?

— Думаю, да. Я не видела его со свадьбы.

— Значит, он все-таки приехал. — Я рад услышать, что в новой инкарнации Белинды нашлось место по крайней мере для отца.

— Вообще-то я не горела желанием сломать созданный нами прецедент, — говорит Белла, имея в виду, видимо, нашу с ней свадьбу. — Если бы можно было не пригласить отца и братьев, то я так бы и сделала. Но Филип настоял. Отец, по крайней мере, не пил до самого конца официальной части. Это для него большое достижение, потому что обычно он начинает с десяти утра.

Она до сих пор злится на них и стыдится их. А я надеялся, что она уже из этого выросла.

— А чего ты от них хочешь, Белла?

— Я хочу, чтобы они были совсем другими людьми. А не такими, как сейчас.

Возможно, это самая искренняя вещь из всех, что Белинда сказала с тех пор, как мы вновь встретились. Мне жаль, что она до сих пор продолжает эту бессмысленную гонку за несбыточной мечтой.

— Я хочу, чтобы они были умными и обаятельными людьми и любящими родственниками. Я хотела бы, чтобы на моей свадьбе отец докучал гостям рассказами о том, какой прелестной девочкой была его дочь, а братья ухаживали за моими подругами. — Она пытается улыбнуться, но я знаю, что она действительно хочет этого — отчаянно, до боли в груди. Улыбка выходит горькой и кривой.

— Ты же понимаешь, что этого никогда не произойдет. Их ты все равно никогда не изменишь — как бы сильно ты ни изменилась сама.

— Ты прав, — со вздохом признает Белла. — Для моих братьев верх вежливости — спросить у девушки, когда купить ей чипсов: до секса или после. Равнодушие отца сыграло мне на руку, когда я сказала ему, что решила вычеркнуть из программы речь отца невесты. Я даже не хотела, чтобы он вел меня к алтарю, но Филип уперся. Он сказал, что такова традиция и, что кроме всего, этим я проявляю уважение к отцу. Я бы могла сказать: «К черту уважение! Разве отец и братья уважали меня, когда я жила с ними? Нет!»

— И почему ты этого не сказала?

— Пожалуйста, не начинай! Ну почему всем надо, чтобы я начала ковыряться в собственном прошлом? Ведь это всего лишь прошлое, прошлое. И я не просто так стараюсь его не ворошить. — Белла смотрит на часы. — Стиви, мне кажется, мы уже обговорили все, что нужно. Думаю, на сегодня хватит. Спасибо за то, что ты подписал бумаги. Увидимся в аэропорту.

Сказав это, она встает и уходит.

Белла

Среда, 7 июля 2004 года

— Ничего себе! Первый класс! В жизни не летала первым классом.

Улыбка Лауры быстро расползается в стороны, и мне становится страшно, что у нее голова треснет пополам. Выискивая причину для того, чтобы не лететь в Лас-Вегас, я перебрала огромное количество всяких бедствий, которые могут случиться по дороге, но как-то не подумала о том, что моя подруга может получить серьезную травму, впав в неконтролируемое состояние восторга.

С самого утра она вела себя словно маленькая девочка перед походом в парк аттракционов, — и разве можно ее в этом винить? От дома ее забрал лимузин с запасом бесплатного шампанского, и она едет в Лас-Вегас в компании лучшей подруги и мужчины своей мечты.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда является то, что мужчина ее мечты — любовь всей моей жизни.

Господи, неужели я это подумала?

Я пытаюсь избегать Стиви. Правда пытаюсь. Но это нелегко. Пока все остальные угощались в аэропорту бесплатными спиртными напитками, я бродила по магазинам. Но, обнаружив, что шеренги парфюмерных флаконов и косметических средств, продающиеся со скидкой кожаные сумочки и женские брючные костюмы не могут меня отвлечь, я запаниковала. Это не просто необычно — это уже похоже на серьезный клинический случай. Я не ощущала ни малейшего желания потратить свои деньги (то есть деньги Филипа). Все, что я хотела, — это быть рядом со Стиви. Стиви, с его подтянутым мускулистым телом, широкой искренней улыбкой, веселым смехом, остроумными шутками, песнями и гитарой. Боже мой. Неужели все так плохо?

Последние шесть недель были худшими в моей жизни.

Я пыталась не думать о нем. Пыталась не хотеть его. Но это как сесть на диету — как только ты решаешь снизить потребление жира, то сразу начинаешь мечтать о пирожных с кремом, жареной рыбе с картофелем фри и батончиках «Марс». Стыдно признаться, но мы виделись несколько раз после той встречи, на которой договорились развестись, и только одно свидание было вызвано необходимостью, а остальные были совершенно необязательны.

На первом свидании мы где-то за три минуты подписали все нужные бумаги, затем я предложила угостить его пивом, и он сразу согласился. Мне следовало держаться отстраненно и по-деловому, но мне нравилось с ним разговаривать. По крайней мере, пока он не принялся копаться в прошлом. Хуже всего было то, что я честно, ничего не утаивая, отвечала на его вопросы, как бы вернувшись в то время, когда между нами были еще возможны откровенные разговоры. Я сразу поняла, что это плохой знак. Осознав опасность, я ретировалась со всей возможной скоростью.