Появлялись и новые люди. Наташка, которая пирожками торговала, прибежала к Ильичу в панике – срочно нужна работа для двоюродной сестры из Майкопа Анжелы. Та только развелась, и ей немедленно нужны были деньги и новые знакомства. Ильич согласился – еще одна уборщица не помешает. Анжела оказалась ленивой, но очень любопытной. Ей доставляло отдельное удовольствие копаться в чужом мусоре.

– Ты курево за собой убрала? – спросила она одну отдыхающую, которая, между прочим, была известной художницей и снимала номер с кондиционером. Сначала Инна Львовна выговорила художнице за то, что та включает кондиционер во время экскурсии, а потом Анжела потребовала, чтобы художница вытряхивала за собой пепельницу. Художница онемела от такого хамства и стала вытряхивать пепельницу.

– Опять бухала весь вечер, – сообщала всем Анжела. Художница пила белое вино и писала закаты. Очень талантливые закаты. Но Анжела считала, что пить вино в одиночку – это значит «бухать».

– Чё она не пьет пиво на пляже? На пляже – это нормально. А ходит целый день трезвая, потом вино хлещет, как воду, и типа работает. Да чтоб я так работала! Вино-то – кислятина. Сколько ж его выпить надо, чтобы подействовало?

– Анжела, не твое дело, – говорила ей Галина Васильевна.

– Она бухает, курит, в мусорку все сваливает, и не мое дело? Да мне за ней каждый день убирать приходится! – возмущалась Анжела. – И вся такая, что не подойди. А у нее в ванной кремы от морщин дорогущие стоят. Да я столько за месяц не зарабатываю, сколько она на один крем тратит! И все равно страшная.

– Если ты будешь чужие кремы на полке рассматривать, а не свою работу делать, Ильич тебя быстро уволит, – пригрозила Галина Васильевна.

– Ага, в середине сезона, уволит он, – подбоченилась Анжела. – Пусть он дядю Петю сначала уволит. Тот вообще скоро под этими кипарисами окочурится.

– Типун тебе на язык. Почему ты полы не помыла в шестом номере?

– Так они чемоданы не подняли! У них сумки на полу валяются, чемоданы стоят, я, что ли, их тягать должна? Пусть поднимают, на кровать ложат, я помою.

– А подвинуть ты не могла?

– Очень надо! Потом скажут, что я в вещах рылась!

– Почему ты в двенадцатом в ванной пол не моешь?

– Галина Васильевна, ну чё вы цепляетесь? Мою я пол!

– Пойдем посмотрим, как ты моешь.

– Да я за три копейки и так спины не разгибаю!

Анжела продолжала скандалить, но Галина Васильевна вела ее по коридору в двенадцатый.

– А вчера они ключи не сдавали! – нашлась Анжела.

Галя дошла до номера и постучалась.

– Вы че? Ключи ж у вас! – удивилась Анжела.

– Так положено.

– Ну и че? Чисто тут, – Анжела вместе с Галиной Васильевной рассматривали пол в ванной, который был относительно чистым.

– А здесь? – Галина Васильевна подняла резиновый коврик, под которым уже завелась плесень.

– Так это не я! Это они сюда стекают! Че? Нельзя обтереться в поддоне? Вон, опять слив засорили. И плитка старая. Это от плитки плесень!

– Анжела, тебе что в лоб, что по лбу. Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Не обижайся, но я доложу Ильичу.

– Да очень надо! Подтирать тут за вами!

В следующем сезоне Анжела уже не работала горничной. Она сидела на набережной и гадала по картам Таро, по руке, разбрасывая по куску ткани камни. До нее это место – между бывшими весами и пирожками – занимала Екатерина Ивановна, которая не говорила, что она потомственная гадалка. Она гадала исключительно по руке, и, надо признать, ее предсказания иногда сбывались. Но Екатерина Ивановна не умела впечатлить, подать себя. Она выглядела обычной женщиной, достаточно моложавой, в аккуратной кофточке, с неизменными длинными бусами на груди. К тому же Екатерина Ивановна не делала тайны из гадания, называя хиромантию «наукой». И вообще, всячески подчеркивала приземленность своей, так сказать, профессии. Во время обеда, который происходил у гадалки прямо на месте – на складном стульчике, – она выставляла на стол табличку, написанную фломастером: «Перерыв на обед – 20 минут». Екатерина Ивановна доставала контейнеры с едой и тщательно пережевывала пищу. И никакой клиент не заставил бы ее прервать обед. Опять же гадалка выходила на работу в десять утра, а ровно в семь вечера собирала свой стульчик. И это в то время, когда отдыхающие только начинали выходить на набережную. Екатерина Ивановна, что тоже было плохо, имела обыкновение совсем не загадочно чертить шариковой ручкой на руке клиента – продолжать линии, ставить точки на «холмах» и пересечениях. После чего сверялась с книжкой по хиромантии. Нет, конечно, она могла и без книжки, но лишний раз хотела удостовериться, что прогноз на будущее все-таки точный. Екатерина Ивановна была милой женщиной, аккуратной, пунктуальной, но совершенно не примечательной, какой должна быть гадалка. Она даже чем-то неуловимо Инну Львовну напоминала. Ей бы экскурсоводом работать и про деревья рассказывать, а не про линию жизни.

Устав под присмотром Гали возюкать грязной тряпкой по номерам, Анжела решила сменить сферу деятельности. И с не меньшей пунктуальностью стала выходить на набережную ровно в семь вечера. Только место между весами и пирожками Анжеле не понравилось, и она пристроилась в самой середине променада – между Гариком, который светящимися игрушками торговал, и Русланчиком, который отвечал за электрические машинки – круг сто рублей. Поскольку у Анжелы был короткий роман с Русланчиком еще в прошлом сезоне, а в этом наклевывались отношения с Гариком, ее пустили сидеть на лавочке рядом с Эльвирой, торговавшей вязаными шапочками, пинетками и комбинезончиками для младенцев. Эльвира такому соседству не обрадовалась и поначалу Анжелу игнорировала. Но потом все наладилось – ей тоже перепадали клиенты.

Анжела, конечно, была красотка. Она распускала свои черные кудри по плечам, обильно красила глаза и губы. На каждый палец нацепила по кольцу, а то и по два. Камни – гальку с пляжа – она подбирала долго. По цвету и размеру. Колоду карт «состарила» сама – да что там старить? Пролила вино, вытерла, еще раз пролила, еще раз вытерла. Помыла, посушила над рукомойником, и вот – старая колода. Тряпку, чтобы камни бросать, Анжела из пансионата «позаимствовала». Отрезала кусок от бархатной скатерти с бахромой. Бахрому перешила, скатерть подпорола, и получилась идеальное полотно, чтобы галькой швыряться. Анжела закатывала глаза, впадала в транс. Но потом от этого отказалась – отдыхающим, особенно подвыпившим, было все равно – в трансе она или нет. Они сдавали детей Гарику, который усаживал их в машинки и запускал до конца набережной и обратно. Мамаши в это время скупали у Эльвиры ненужные пинетки и шапки в качестве сувениров для троюродных племянников. А оставшихся детей брал на себя Русланчик, впаривая им крутящиеся и сверкающие колеса, мигающие волшебные палочки и прочую хрень, которая уже на завтра не сверкала и не мигала. Анжела же в это время предсказывала судьбу, разбрасывая по бывшей скатерти камни и карты. Женщинам, вне зависимости от наличия или отсутствия мужчины рядом, она предсказывала встречу, любовь всей жизни и прочие страсти. Мужикам, а такие тоже находились, конечно же, обещала золотой дождь. Если не золотой, то серебряный точно. Вот как из отпуска вернется, так сразу бабки появятся. Бездетным одиноким дамочкам обещала нежданное пополнение в семье. А молодым девушкам – дальнюю дорогу. Кто же не хочет свалить, да подальше? И как ни странно, Анжела стала популярной. Ей верили безоглядно. Она почувствовала уверенность и обзавелась браслетами для пущей убедительности. Отрастила длинные ногти, которые красила черным лаком, и прикупила накладные ресницы. От бывшей Анжелы из Майкопа ничего не осталось. Перед отдыхающими сидела Анжелика, потомственная ведунья, которой знания передала бабка-ведьма. А уж когда на набережной появилась Маринка – она плела косички и переводила временные татуировки хной, то вообще стало хорошо. Маринка рисовать не умела, поэтому обзавелась альбомом, из которого вырезала дельфинчиков, цветочки, узоры, шмякала на ногу или на руку и обводила по контуру. Анжеле, то есть Анжелике, она перевела на запястья какие-то замысловатые цветы, похожие на водоросли. Анжелика выдавала их за тайные буддистские письмена. Про буддизм она ничего не знала, но звучало хорошо.