Патрик вдруг захохотал:

— «Был темен смысл твоих речей», но постепенно он до меня дошел! Аня, уж я-то совершенно точно не отец Виктора, а вероятнее всего, его дедушка!

Я уставилась на него совершенно ошарашенная.

— Мануэль?

Он кивнул.

— У меня уже давно возникло подозрение, но я не отваживался доискиваться правды. А вдруг бы оно оказалось взятым с потолка, а я бы очень обидел Мануэля. Может быть, твое предложение самое разумное — тайком провести генетический тест…

— … и взять твоего раннего сынка за жабры только в том случае, если мы будем уверены, — довела я фразу до конца.

— … и когда он снова будет дома. Такие неприятные вещи не говорят по телефону, — сказал Патрик, испытывая почти облегчение из-за того, что мы утвердили сезонный запрет на охоту. — Но не наказуемы ли тайные тесты?

Тут я могла его успокоить и пробубнила параграф почти наизусть:

— Исследование ДНК-материала человека без его согласия хотя и нарушает его право на самоопределение, но не является наказуемым.

Затем мы сообща решали, как нам действовать. Тогда Мануэлю еще не было пятнадцати, в случае сексуального злоупотребления в отношении подопечного учительница подлежит уголовному преследованию и немедленному увольнению. Хотим ли мы опозорить Биргит посмертно? И как Мануэль будет дальше учиться в нашей школе, если об этом пойдут разговоры? Придется отдать его в интернат или отослать в Штаты?

— Слишком дорого для безработного дедушки, скорее мы сошлем Мануэля на крестьянский двор, пусть чистит свинарники. Но вдруг наша версия вообще беспочвенна, — с надеждой проговорил Патрик, потому что хотел ускользнуть от возможной роли деда.

— С другой стороны, у нас не будет проблем, если ты возьмешь опеку над своим внуком, и можно будет оставить Виктора у себя, — сказала я.

— Иза выйдет из себя, когда узнает, что стала бабушкой, — сказал Патрик немного злорадно. И мне, наконец, стало ясно, кого этот ребенок напоминал мне с самого начала: Виктор был похож не только на покойную Ленору, но в первую очередь на свою бабушку.

Мы вдвоем порылись в комнате Мануэля в поисках предметов, пригодных для генетического анализа, и нашли зубную щетку, носовой платок, жвачку и несколько сигаретных окурков — в целом улов получился богатый. Через Интернет я заказала стерильные ватные палочки в футлярчиках для транспортировки, чтобы взять у Виктора мазки из ротовой полости. Патрик не догадывался, что я уже недавно обрабатывала Медвежонка для сходных целей. Поскольку возвращение Мануэля ожидалось лишь через две недели, результат лабораторного исследования должен был поступить еще до его приезда.

— Тебя успокоит, если мы отправим для исследования и мою пробу? — спросил Патрик, но я ему верила и считала излишним оплачивать еще один дорогостоящий тест.

— Кстати, тебе звонил твой муж, — доложил Патрик. — Мы даже немного поговорили, он был вполне дружелюбен. Ты можешь застать его сегодня вечером дома.

При этом я вспомнила, что непременно должна позвонить и симпатичной Франсуазе Уртьен во Францию, поскольку дала слово держать ее в курсе событий.

Франсуаза была потрясена гибелью Биргит и Штеффена.

— Она была чудесной подругой, — сказала она. — Но с мужчинами ей не везло. Странно, ведь она была так хороша собой! Она постоянно искала своего единственного, но, похоже, так и не нашла.

— А могла бы ты допустить, что отец Виктора — кто-то из ее учеников?

Она поразмыслила и сочла это вполне правдоподобным. Это, в конце концов, объясняло, почему Биргит не могла радоваться будущему ребенку, а даже планировала аборт.

— Когда Биргит говорила, что ни за что на свете не поставит в известность о своей беременности предполагаемого отца ребенка, я подумала, естественно, о священнике или о женатом мужчине, а то и о какой-нибудь высокопоставленной персоне. Мне виделся представительный, пожилой господин, который может лишиться своего доброго имени. Но случай с учеником — конечно, гораздо опаснее: когда-нибудь он бы не удержался и похвастал, что совратил учительницу. И если бы этот грех дошел до начальства, ей пришлось бы проститься со статусом государственной служащей.

Мы обе допускали, что Биргит имела еще какую-то искру надежды, что отец ребенка все же Штеффен, в противном случае она не поддалась бы на уговоры Франсуазы и сделала аборт. Чем дольше я мысленно охватывала последний год жизни Биргит, тем с большей горечью сознавала, что, так старательно избегая ее, я лишила ее дружеской поддержки или предложения о помощи.

Патрик предложил мне прогуляться втроем — с Виктором — до Рыночной площади и съесть мороженое. Он знал, что может доставить мне этим радость, а сам, наверное, хотел выпить пива. Стоял теплый день, во время каникул многие местные жители в отъезде или в бассейне, зато в Старом городе и в парке толкутся туристы.

И, к сожалению, Мать Природа. Нежданно-негаданно она возникла перед нами и с любопытством заглянула в коляску. Виктор как раз получил от меня дозу мороженого на кончике ложки, первое мороженое в его жизни. Он сидел, откинувшись на подушки, и разглядывал мир своими большими темными глазами.

— Поздравляю, — сказала Мать Природа, — какой очаровательный шельмец. Вылитый дедушка!

Неужто она полагает, что Патрик мой отец?

Мы приветливо кивнули ей, по возможности уходя от разговора. Когда она удалилась, Патрик остался переживать обиду. Ему не понравилось, что его без колебаний назначили на роль деда. К счастью, Мать Природа не сделала ни одного замечания по поводу той самой статьи в газете — наверно, потому, что учительская на время каникул перестает быть центром коммуникации, а сама она местных газет не читает. Рано или поздно все коллеги узнают сенсационную новость о гибели Биргит и Штеффена.

Вечером, когда я как раз уже собиралась позвонить Герноту, телефон зазвонил сам. Патрик опередил меня и снял трубку, но звонил явно не мой бывший муж. Несмотря на это, я стояла и прислушивалась, потому что лицо у Патрика стало таким испуганным, что я насторожилась.

— Понимаю, — сказал он, — да, я в курсе. Разумеется. Нет, нет. Это не так, тут вы ошибаетесь. Разве что на пробу? Лететь на Тенерифе, ах вон оно как.

Он подал мне знак, что ему нужна бумага и ручка. Я сбегала, принесла и снова навострила уши. Кажется, звонила женщина. Патрик записал фамилию и номер телефона. Неизвестная продолжала говорить и говорить.

Внезапно мой герой гордо выпрямился, и голос его приобрел прямо-таки властное звучание.

— Боюсь, что в настоящий момент вообще не имеет смысла. Малыш страдает от болезненного воспаления среднего уха и плачет почти непрерывно. Детский врач говорит, что это воспаление может стать хроническим, если его не вылечить до конца. В таком состоянии я решительно не могу подвергать Виктора риску в поездке, да и для вас это будет слишком обременительно.