Нельзя… Нельзя…

Как же после этого столкновения идти вечером на встречу с Орловским? Как жить, зная, что он рядом? Еще тяжелее. Невыносимо!

Таир

«Не люблю больше…»

Знаю, что лжет, но в одно мгновение, когда сознание только-только принимает эти слова, за грудиной с такой силой колет, дышать прекращаю. Тело сковывает напряжением, мышцы преобразуются в застывший гипс. И уж тогда сердце расходится. Бьется, словно обезумевший зверь в прутья клетки. Выламывает, мало заботясь о последствиях.

Не так я себе представлял нашу первую встречу. Хотя удивляться все же нечему. Это ведь, мать ее, Катенька… Яркая молния. Смертельный разряд. Буря, которую не каждому под силу вынести.

Не понимает она, что для меня этот чертов месяц тоже был адом. А я такой человек, что вывалить на нее все свои чувства не могу. Не умею. Словами не выдам ничего, а лаской не позволит сейчас. Разве что силой преодолевать первое сопротивление… Мысль крайне заманчивая, сходу план зреет. Если унести Катю в комнату для допросов, никто посторонний войти не посмеет. Только ведь осознаю, что неправильно это. После всего, что ей уже пришлось пережить, подобные меры будут слишком уж жесткими.

Пока смотрю на нее, отстраненную и холодную, память воскрешает все те слова, что она говорила до произошедшего между нами разлома. Все, что я запрещал себе до сегодняшнего дня вспоминать.

«Кохам че…»

«У меня красивые губы? Тебе нравится меня целовать?»

«Доведу тебя… Сведу с ума…»

«Таи-и-и-р-р…»

«Я люблю тебя… Так сильно люблю, Тарский… Ты себе просто не представляешь…»

Чтобы не причинить вред, в тот момент приходится Катю отпустить. Но после сообщения, которым со мной позже делится Рязанцев, успеваю сто раз пожалеть.

— Мы пока не решили судьбу Катерины. Думаем. А чтобы время не терять, решили раскрутить планы Волкова.

— Катя за Орловского замуж не пойдет, — отрезаю сухим тоном.

— Это все временно, ты же понимаешь…

Дед намеревается, как обычно, долго размазывать мысль по древу, но я жестко прерываю его.

— Даже временно.

— А что ты предлагаешь? — останавливая на мне задумчивый взгляд, застывает практически неподвижно. — Хочешь ее забрать? — Я не отвечаю. Думаю, по взгляду все понятно, потому он и заключает: — Хочешь. Ну и? С Европой ты, конечно, молодец. Тонко все обставил. А дальше что? У тебя есть годный план?

— Есть, — заверяю я.

— Именно потому ты здесь, — заключает Рязанцем.

— Именно потому я здесь.

Вечерами в «Черном лебеде» не протолкнуться. Вхожу с готовностью оказаться в тесном окружении знакомых криминальных рож. Меня, безусловно, тоже узнают. За время, что «окучивал» Волкова, прижился, и какой-никакой авторитет среди этой знати заимел. Многие даже сейчас, зная, что я из органов, здороваются и притихают. Задел такой, что в открытую никто не попрет, хоть в одиночку здесь нахожусь. Тем более сейчас, когда метут одного за другим. Арест Волкова — более чем показательный. Пусть, блядь, свыкаются с мыслью, что никого закон не минует. И если по фактам, у меня на половину присутствующих компромат имеется.

Заметный кипиш поднимается среди гоняющих по лузам шары. Расчетливо медленно двигаюсь мимо них вглубь зала. Все разговоры обрываются. Лишь косящий под типичного урку кент продолжает разрывать микрофон приевшимся еще полгода назад хитом.

Катя среди всей этой блататы, словно в насмешку, в белый наряд облаченная. Едва встречаемся взглядами, сердце отрывистым и гулким ритмом срывается. Пульс шкалит, сбивая естественное восприятие и снижая реакции. Вижу, что злится царевна, прожигает глазами. Я же делаю вид, что мне до нее дела нет, и спокойно сажусь за соседний стол. Только Катя была бы не Катей, если бы в отместку не выкинула какой-то финт. Говорит что-то Орловскому, он в ответ ухмыляется и важно кивает. Еще до того, как она выходит из-за стола, знаю, что собирается делать. Конечно же, она без какого-либо стеснения пускается танцевать перед всей этой пиздобратией. Совсем как тогда, когда случился первый обстрел.

В какой-то миг кажется, что вижу ту самую безбашенную и дерзкую царевну, которую полгода назад увозил в Европу. Разница лишь в том, что сейчас она находится здесь не с отцом, а в компании похотливого мужика.

Стискивая зубы, медленно цежу воздух. Взгляда с нее не свожу, а в груди ведь уже пожар разгорается. Заказываю кофе, проклятый трубадур успевает закончить одну и начать вторую «марсельезу», а Катя все танцует.

У меня кровь медленно и неотвратимо закипает. Она ведь это прекрасно понимает. Хоть внешне сохраняю хладнокровие, всегда чувствует. Намеренно на нервах играет.

А может, и правда, ничего не осталось, и плевать ей, что пришел за ней? Эту мысль тяжелее всех ее выходок пережить.

Нет… Быть такого не может.

Обижена, конечно. Много боли и горечи по моей вине хватанула, но не выдала ведь. В Германии продержалась и здесь о многом умолчала. И продолжает молчать. По правде, все, что нам пришлось пережить — отличная проверка. Она действительно сильнее. Только не соразмерно мне. Сильнее, чем я изначально предполагал.

Моя девочка… МОЯ.

Хрен кто отнимет. Сейчас уж точно нет. Самое трудное прошли.

Едва Катя возвращается за свой стол, рядом с моим нарисовывается один из ее охранников и по совместительству гнида, которую я, будучи правой рукой Волкова, лично дрессировал.

— Слушай, Таир. Нам не нужны проблемы, но Орел хочет, чтобы ты ушел.

— Перехочет.

— Таир…

— Свали на хрен, пока я не развел тут настоящий шмон, — пересекаюсь взглядами с Орловским. — Стой, — торможу гонца, когда он уже готов откланяться. — Орлу мои слова передай.

Вполне очевидно, что того мое послание приводит в бешенство. Даже перед Катериной бросает понты колотить. Трет что-то со своими людьми, пока она напряженно сидит рядом. Никак не реагирует, когда царевна, уронив какую-то фразу, поднимается и направляется к выходу из зала.

Мимо меня проходит, не поднимая взгляда. Бледная и совершенно расфокусированная. Подмечаю, как тяжело дышит, и как высоко вздымается стиснутая тугим корсетом грудь.

Мать ее…

Дабы не привлекать лишнего внимания, выжидаю пару минут, поднимаюсь и выхожу из ресторана. Обогнув хорошо знакомое здание, возвращаюсь через черный ход. Двигаюсь по коридору прямиком к уборным.

Удачно получается, Катя в этот момент как раз выходит. Выглядит не многим лучше, чем пять минут назад. Увидев меня, заметно пугается. Вздрагивает всем телом и, приглушенно вскрикнув, когда наступаю, отчаянно пытается просочиться в зал. Ловлю ее и припечатываю к стене, прежде чем успеваю обдумать, что намереваюсь делать дальше.