— Еще бы. Никогда, — согласился Викри.

— Впрочем, вероятно, это еще можно определить — проговорил Ван. — Здесь вполне реально что-то раскопать, если кельты произвели значительные изменения в структуре посольства или оборудовании после происшествия, чтобы ликвидировать упущения, которые всплыли.

— Это, безусловно, можно сделать.

Замечание Викри подтверждало, что он уже проигрывал такую вероятность, но безуспешно, а это делало гипотезу Вана еще более правдоподобной.

— Скажите мне, командор, у вас были какие-то контакты с посольством Ревенанта?

Ван покачал головой.

— Нет, разве что мимоходом. Меня представили ревенантскому послу на одном приеме, затем я сам представился их атташе на вечере у кельтов. Я неоднократно звонил ревенантскому атташе, но не получил ни одного ответа, и он даже не вспомнил мое имя, когда я назвал себя.

— Однако у командира Круахана с ними затруднений не было.

— Вполне возможно. Не исключено, что он был более ловок по части отношений с ревенантцами. И, несомненно, приобрел больше опыта, прежде чем занял свой пост.

— А, да. Это правда. Далее… вы получили какие-то новые намеки от атташе Коалиции? Это был майор Муриками?

— Кое-какие. Он заметил, что у скандийцев и ревенантцев наблюдается рост предрассудков против Ардженти и Коалиции. Или их народов.

Впервые Викри по-настоящему оживился.

— И что он сказал, если точнее?

— Я не припомню точные слова, но суть их была в том, что и те и другие избегают дел со смуглыми людьми, такими, как народы Коалиции, Хинджи и Ардженти.

— Весьма интересно. Он привел примеры?

— Он сказал, что знал предприятия, у которых возникли сложности с заключением арендных договоров, и что консульство пыталось помочь. — Прежде чем Викри успел задать новый вопрос, Ван задал тот, который беспокоил его. — Как вы знаете, я был командиром на «Фергусе» и слышал, что…

— Ужасная история, командор. Весьма сожалею. Это всегда великая потеря, когда пропадает корабль РКС, особенно когда мы не можем установить как.

— Значит, вы не установили, что случилось?

— «Фергус» ушел в прыжок, но так и не вынырнул. Скандийцы были достаточно любезны, чтобы позволить нам свериться с их записями, а те свидетельствуют о полном обрыве.

— И больше ничего?

— Самое убедительное суждение — это, что у «Фергуса» возникло избыточное напряжение чего-то в прыжковом генераторе. Оно могло нарастать некоторое время ниже порога обнаружения. Или то могли быть последствия… вашей встречи с неведомым крейсером. — Викри улыбнулся с сочувствием, почти как если бы давал понять, что не считает Вана ответственным. — Мы не знаем. Возможно даже, что «Фергус» встретил… какой-нибудь другой недружественный крейсер, когда вынырнул, где бы это ни случилось. Но нет никаких записей энергетического возмущения в системе, куда корабль должен был прибыть.

Ван сохранял на лице выражение вежливой озабоченности с того мига, как понял, что Викри либо лжет о прыжковом генераторе, либо не знает, что тот заменили.

— И где это?

— Я действительно не могу сказать, командор. Убежден, вы понимаете. Теперь… о кельтирском командире… Как вы думаете, насколько тщательно было ее просвечивание персонала?

Этот допрос, деликатный, но неуклонный, продолжался, затрагивая любое событие, касавшееся Вана, а затем снова и снова возвращаясь к темам, которые он уже считал исчерпанными.

— …И сколько раз вы общались с кельтирской атташе?

— Почему вы первым делом наведались в консульство Коалиции?

— Каковы ваши впечатления о военной готовности Кельтира по разговорам с их атташе?

— Сделал ли майор Муриками какие-то намеки?..

Когда Ван покинул кабинет, хорошо за полдень, то первый раз в жизни почувствовал себя почти готовым уйти из РКС. А еще он снова чувствовал, впервые с тех пор, как вернулся на Тару, что за ним следят.

В самом конце не было церемонии ни по случаю проводов в отставку, ни по случаю вручения Вану его награды, Звезды Республики. Не встретился он и с кем-либо высокого ранга, не считая субмаршала, или вообще каких-либо других офицеров, не считая докторов, осматривавших его как уходящего со службы, или тех офицеров, что проходили мимо или сталкивались с ним в столовой.

Субмаршал Викри еще один раз принял Вана и передал ему вместе с бумагами об отставке, включая лист с твердой копией, указывавшей, что на его личном счету осталось семьдесят восемь сотен кредитов, и еще две тысячи как расчет для командора, медаль в футляре. Субмаршал даже не предложил Вану приколоть ее.

Теперь, когда командор официально покинул службу, его транспортные льготы были утрачены, и он не мог получить место на судне РКС, направляющемся на Сулин, более двух недель. Но в этом, собственно, не было неожиданности, поскольку транспортировка отставного офицера к родному дому куда меньше по значимости, чем нужды РКС в переброске офицеров, несущих службу. РКС все еще обеспечивали ему пристанище, но тем не менее нелегко было привыкать к такой перемене: вчера курьеры немедленно забирали его и везли, а сегодня надо ждать свободных мест. Неприятным ударом была и деактивация доступа его вкраплений к РКС. Удалять сами вкрапления смысла не имело, не исключалась вероятность, что отставного офицера опять призовут, тем более что доступ можно было блокировать нехитрой процедурой, выполненной медиками. И хотя Ван по-прежнему мог посылать и принимать стандартные сигналы связи, сравнительное сужение круга восприятия было сравнимо с частичной утратой слуха, и, в своем роде, так и произошло. В оставшиеся дни на Таре Ван усилил нагрузки при упражнениях и начал исследовать возможности найма на работу и путей, открытых для молодых командоров РКС в отставке. Он начал с главной линии Тары, «Квазара», и без труда получил согласие на встречу с неким Эроном Харви, старшим директором по персоналу, четыре дня спустя. Ни один другой концерн, занимающийся космическими перелетами, не ответил на его запросы.

Кабинет Харви был на треть больше, чем у субмаршала Викри, и полон искусно сработанной мебели из грецкого ореха и красного дерева. Находился он на третьем этаже обширного комплекса «Квазара», к западу от Ново-Ойсинского челночного порта, и окном выходил на подобие тарского сельского садика с искусственными скалами.

Ван не увидел, впрочем, маленьких статуй лепреконов, когда выглянул наружу, перед тем как сесть перед копией григорианского стола, из-за которого изучал посетителя доктор Харви.

— Рекомендации, продвижение, похвалы в приказах… Должен сказать, у вас впечатляющий список… командор, не так ли? — Харви нахмурился.

— Теперь уже нет, — ответил Ван с улыбкой.

— Полагаю, что так, — Харви прочистил горло. — Я должен спросить, чем вас привлекает место младшего пилота в «Квазаре».