Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Побои длились в течение года. Бесконечная череда переломанных костей и палат, где его выхаживали ради того, чтобы он снова был избит. Равнодушие или боязнь мести со стороны интернатовской шпаны заставляли взрослых обходить конфликт стороной. Они считали дни до выпуска Шпалы из интерната, и это все, на что они были способны. Но, к счастью, Марк сам избавил их от неудобной ситуации.
– Как ты думаешь, ангелы умеют мстить? – спросил Марк, присев на кровать, разглядывая интернатовскую спальню.
– Я думаю, нет. Ангелы олицетворяют всепрощение, отпускание обиды. Они не должны мстить, – размышлял Марк, – потому что если уж невинные ангелы предрасположены к мести, тогда в этом мире, вообще, нет ничего хорошего. Ведь так?
Нина молчала. Она хотела выслушать мысли Марка, не перебивая.
– Но в таком случае возникает противоречие. Получается, я – далеко не ангел…
В ту же секунду спальню охватил яростный огонь. Языки пламени с грохотом выбили стекла в окнах, Нина даже рефлекторно пригнулась, словно осколки могли поранить ее в этом мире. Где-то в коридорах слышались детские крики и плач.
– Валери, прыгай! Прыгай, не бойся! Я поймаю тебя! – кричал невидимый мужчина внизу.
Плач, стоны, паника и всепожирающий беспощадный огонь, не делающий различий между взрослым и ребенком.
Нину охватило отчаяние. Она не могла поверить. Марк! Не может быть! Ты не мог этого сделать! Ведь ты всегда такой добрый и мягкий! Как же так? Как же тебя должно быть измучили в этом месте?!
В возникшей суматохе Марк сбежал из интерната. Позже он узнал, что его поджог стоил жизни семерых детей и одного педагога. Как бы он ни желал, но Шпала уцелел. И тогда Марк впал в полное уныние. После того как остыли стены детдома и голова Марка, он понял, что натворил. Невинные жизни были загублены ужасной смертью из-за его желания отомстить. Но хуже всего было осознание того, что объект мести был жив-здоров, а значит, он убил восьмерых ни в чем неповинных людей абсолютно зазря. Угрызения совести съедали Марка, отхватывая все больше кусков от его желания жить.
Нина наблюдала за одиноким мальчуганом в дырявой желтой куртке и грязной вязанной шапчонке, сидевшим в закиданном мусорными мешками переулке. Он играл с зажигалкой и беззвучно оплакивал свою жизнь, словно уже похоронил ее.
– Думаешь, я жалел тех несчастных сгоревших детей? – спросил мальчик, продолжая сосредоточенно играть зажигалкой.
Нина обернулась. Взрослого Марка нигде не было. Видимо, Марк очень часто приходил в это воспоминание, где его взрослая личность объединялась с десятилетним Марком, и он снова и снова переживал те эмоции, что охватили его в этом вонючем проулке.
– Нет. Я был разбит отъездом Лари. Он оставил меня. Я снова был один на один с этой дерьмовой жизнью, – говорил мальчик и плакал.
Потом он медленно встал и посмотрел на Нину снизу вверх. Его ярко-голубые глаза источали потоки невыносимого горя, а нескончаемые ручьи слез изливали душевную кровь из не заживаемых невидимых ран.
– Я не мог с этим справиться. Мне не хватало сил сопротивляться. Я был слабаком.
Нина знала, что он собирается показать. И, как по заказу, из-за угла вынырнули четверо насильников.
– Может, это божье наказание? Рудольф бы так сказал, – говорил мальчик, уставившись на Нину пустыми глазами.
Подонки схватили Марка и начали срывать с него брюки. А он просто стоял и смотрел на Нину, смирившись с тем, что он бессилен даже во снах дать им отпор. Он – слабак.
Марк не произнес ни звука, пока четверо ублюдков долбили его в зад. Скорее всего, на самом деле он кричал и рыдал от боли, но в воспоминаниях такие мелочи редко всплывают. Четко помнится лишь самое главное событие, за которое и держится память.
Нине было противно наблюдать за происходящим, но глаза Марка неотрывно следили за ней, и она знала, что не может показать ему свое отвращение, как бы тяжело ей не было. Она из последних сил сдерживала слезы, сглатывая соленые комья, скопившиеся в глотке. Она должна доказать Марку, что то, что произошло с ним, она не находит ужасным, мерзким, чудовищным. Она должна доказать, что не винит его в ужасных смертях, даже если это не так. Но самое главное, что она должна доказать, это – то, что она любит его, несмотря на открывшиеся факты его биографии.
Все исчезли. Пустой проулок замер. Не слышно ни звуков, ни запахов. Нина будто оказалась посреди искусственных декораций. Откуда-то сзади снова повеяло насыщенным запахом смерти.
Нина понимала, что происходит. Они теряют Марка.
***
– Продолжай! – медленно и громогласно приказала Нина.
– Это бесполезно! Он не дышит! – пытался оправдаться один из мужчин.
– Продолжай! – повторила Нина, не отрывая своего лица от лица Марка, прижавшись к нему так сильно, словно боялась потерять его разум.
Эрик и Роберт пришли на смену. Реанимация продолжилась.
***
– Нина, я умер? – спросил Марк, но Нина не видела его.
Она больше ничего не видела. Вокруг был лишь непроглядный мрак и его голос. Мозг умирал и больше не имел сил воспроизводить картинки.
– Еще нет, – честно ответила Нина.
– Что ждет меня, когда я окажусь там?
– Не знаю. Я никогда не бывала дальше этого места.
Но она прекрасно знала, что за этим пограничьем, где она еще была в состоянии поймать разум человека, будет только смерть. Она чувствовала ее присутствие, пронзающее все вокруг. Долго здесь не задержишься. На выбор предоставлено всего несколько мгновений, и если промедлишь, тебя утащат за пределы мира живых. Смерть бескомпромиссна.
– Я думал, что, когда окажусь здесь, буду бояться наказания. Странно. Но я совершенно не ощущаю страха. Я чувствую облегчение… за то, что буду наказан. Я рад, что получу по заслугам. Значит, вот оно какое – воздаяние за грехи? Моя совесть – мое наказание? Осознание моих грехов, прозрение и есть возмездие?
– Марк, нет в тех событиях божьего умысла. Это просто жизнь. И ты справлялся с ней по-своему. Ты будешь жалеть о многом. Но мы все жалеем. Я не помогу тебе с искуплением грехов, Марк. Никто не поможет. Только ты сам. Ты можешь остаться здесь, и тебя унесет дальше к твоей совести и прозрению. Я не знаю, что ждет тебя там, ты безвозвратно исчезнешь. Но я знаю, что тебя ждет здесь. Твой дом. Люди, которые безумно любят тебя, и которые не могут отпустить тебя, потому что ты им нужен. Такой, как есть, ни больше, ни меньше.
Марк молчал, но Нина чувствовала, что он слышит ее.
– Ты запутался. Ты не видишь ничего хорошего в себе. И это печально. Твоя мама видела в тебе много хорошего, но ты забыл.