светскими и духовными феодалами Новгорода, а их население — лично зависимым и эксплуатируемым.

В Вытегорском погосте, например, шести крупным феодалам принадлежало в XV в. 103 деревни, в которых насчитывалось 135 крестьянских дворов. Марфе Исаковой Борецкой в Оштинском, Мегорском и Вытегорском погостах принадлежало около 500 деревень с 700 крестьянских дворов. Совершенно та же картина наблюдалась в Веницком и других погостах.

Феодальная эксплуатация основной массы населения в Новгородской земле слагалась из довольно сложного переплетения сравнительно ранних, архаических форм феодальной ренты: барщины, развитой, впрочем, очень незначительно, и широко распространенного издолья, повинностей холопов и кабальных людей, наконец, даней, а порой открытого грабежа жителей северных областей. Вместе с тем развитие денежных отношений и их внедрение в деревне сопутствовало (всего больше в районах развитого звероловства и неземледельческих промыслов) установлению денежных оброков, хотя первоначально в большинстве погостов натуральные оброки преобладали над денежными.

Условия социальной жизни в области расселения вепсов между концом XV и началом XVIII в., как и вообще на севере страны, существенным образом отличались от тех, которые сложились в более южных уездах Русского государства, скажем в Замосковном крае. Почти полное отсутствие поместного землевладения (исключения сравнительно немногочисленны), принадлежность основной массы Населения к числу лично свободных государственных крестьян, более широкие возможности развития общинных отношений — все это создавало несколько более благоприятную ситуацию для жизни вепсов в ту эпоху.

Однако степень эксплуатации, которой подвергалось северное черносошное крестьянство со стороны феодального государства, едва ли была меньшей, чем в тех уездах, где бояре и помещики эксплуатировали крестьян непосредственно. Помимо регулярно изымавшихся денежных и натуральных оброков, крестьяне вынуждены были терпеть поборы в пользу различных должностных лиц, на строительство и возобновление крепостей, на содержание войска и множество других, что тяжким бременем ложилось на плечи непосредственных производителей. Росли недоимки. В середине XVII в. бедственное положение крестьян усугубилось введением института «пашенных солдат»: крестьяне дополнительно к тяготам существовавших податей, от чего они не освобождались, обязаны были еще нести воинскую службу зачастую далеко от своих хозяйств. В 1661 г. староста Веницкого погоста Иван Пахомов констатировал, что в деревнях не с кого «доправить» хлебные недоимки: в одной деревне двор пуст, так как тяглец третий год служит государеву службу, в другой деревне карельский выходец поселился вновь и имеет льготу, а в третьей — из мужчин остался лишь полугодовалый младенец, отец которого, солдат, убит на войне.

XVIII в. привнес много нового в социально-экономическую обстановку, сложившуюся в крае. Еще в предшествующую эпоху здесь имело место значительное развитие крестьянских железоделательных промыслов — производство железа и уклада, а также изделий из них. Правительство Петра I использовало преимущества как месторасположения края (его близость к северо-западному театру военных действий в период Великой северной войны), так и благоприятное сочетание природных условий (обилие болотных и озерных железных руд и леса) с давней традицией домашнего железоделательного ремесла.

В 1703 г. на берегу Онежского озера строится Петровский железоделательный и оружейный завод (первоначально именовался Шуйским), а на р. Свири близ урочища Канома закладывается корабельная верфь. Несколько ранее и позднее строились и другие предприятия. Создание промышленно-металлургического района с самого начала поставило перед правительством проблему обеспечения его рабочей силой, которая в условиях крепостнической России была решена типично крепостническим способом — путем приписки государственных (черносошных) крестьян к строившимся заводам. К одному только Петровскому заводу в 1714 г. было приписано 10 погостов и 2 волости — 4892 двора. в числе которых были и вепсские.

Из приписных крестьян формировалась значительная часть кадровых рабочих заводов и вся масса занятых подсобными работами (добыванием и первичной обработкой руды, выжиганием угля, доставкой их на заводы и т. п.). Понятно, что новые порядки, сложившиеся в связи с развитием казенной металлургической промышленности, существенным образом отразились на положении вепсов, особенно северных. Меньше чем за два десятилетия (с 1735 по 1752 г.) в вечную работу на Олонецкие Петровские заводы только из Шокшинской и Шелтозерской волостей было взято 30 человек. На временные же работы приписные крестьяне вепсы направлялись систематически. Полуторастолетнее пребывание северных вепсов в заводской кабале, постоянная необходимость отправляться на заводские работы отразились и в их языке. До сих пор для названия города Петрозаводска бытует слово «завод» (zavodale ’в Петрозаводск’, oli zavodal ’был в Петрозаводске’). Некоторое, хотя, разумеется,несравнимо меньшее, влияние на жизнь отдельных групп средних вепсов оказало развитие в XVIII в. частной металлургической промышленности. Ряд волостей, населенных средними вепсами, в XVIII столетии попал в разряд дворцовых земель. Эти группы вепсов эксплуатировались первым помещиком России — царской фамилией. В отдельных местностях сложилось мелкопоместное землевладение.

Усиление феодального гнета способствовало активизации борьбы приписных крестьян. В 1754 г. вспыхнуло волнение среди крестьян в вотчине Хутынского монастыря на территории Рыборецкой волости. Наиболее значительным выступлением приписных крестьян, в котором приняли участие также и вепсы, явилось Кижское восстание 1769-1771 гг.

Как видно из вышеприведенного наброска социальной истории края, эпоха XII-XVIII вв. была насыщена событиями громадной исторической важности. Естественно, что различные аспекты их получили освещение в трудах как дореволюционных, так и советских историков. Мы, таким образом, имеем счастливую возможность опереться на достаточно многочисленные и весьма ценные исследования, в особенности советских ученых, что существенным образом облегчает нашу собственную задачу: проследить процесс этнического развития вепсов в указанную эпоху.

К сожалению, эта последняя сторона исторического процесса остается до сего времени наименее изученной. Никто из исследователей специально не ставил перед собой задачи попытаться выделить и изучить материалы, относящиеся к вепсским погостам, хотя указания на необходимость выполнения такой работы в литературе встречаются. «Характерной чертой дореволюционной историографии, — замечает Л. В. Данилова, — являлось игнорирование роли чудского населения». Приходится, однако, отметить, что этот упрек по справедливости может быть адресован и авторам большинства новейших исследований.

С точки зрения этнической истории вепсов в эпоху средневековья важнейшее значение имеют три, хотя и не равнозначных, события: продолжение русской колонизации Севера, движение части Чуди—вепсов на восток и северо-восток, наконец, «исход» Корелы в XVII в. на русские земли. Однако, чтобы в полной мере оценить их значение, необходимо раньше всего иметь возможность очертить район расселения основных масс вепсского народа на протяжении рассматриваемой эпохи. Большой интерес представляют и формы его общественного и семейного быта, материальной и духовной культуры. Под избранным нами углом зрения эти вопросы еще почти не изучались.

Источниками сведений для решения поставленной задачи послужили весьма разнородные по характеру материалы. Скудные сведения летописи, сообщения иностранных путешественников, немногочисленные данные актового материала существенно пополняются языковыми данными и фактами, извлекаемыми из писцовых книг, северной житийной литературы и позднейших (XVIII