К рассвету ветер утих, о новом дне возвещал только слабый проблеск света на горизонте. Густая чернота сменилась серым туманом. Паруса свободно повисли на реях, море казалось гладким и блестящим, словно его поверхность покрылась пленкой жира. Небо затянули тучи, туман скрывал из виду верхушки мачт. Корабль почти не продвигался вперед, монотонно покачиваясь на невысоких волнах. Приближалась ночь, и команда «Флитвуда» вновь приготовилась к бою.

В полночь ветер поднялся вновь. Ночь была длинной и беспокойной, ветер то и дело менялся, матросы пристально следили за парусами, чтобы уберечь корабль от лишних повреждений. К утру волны стали выше, и корабль галантно склонялся в поклонах, спускаясь с одного высокого гребня и тут же начиная подъем на другой. Для Хэзер корабль казался целым миром, маленьким островом, отданным во власть разбушевавшейся стихии. Паруса были свернуты и надежно привязаны к реям, на палубу спустили канаты, чтобы держаться за них. Спущенным остался только брамсель, повернутый в крутой риф, — единственное, что помогало кораблю продвигаться по ветру и выбираться из штормовой полосы. В такой ветер даже опытные матросы не решались подниматься на мачты.

День прошел, ярость волн не ослабевала, а ветер жестоко трепал все, что только находилось в его власти. В чреве корабля потрескивали переборки, пока «Флитвуд» колыхался на волнах между пучиной и тучами.

Хэзер потеряла счет времени — теперь корабль и днем, и ночью окружала почти кромешная тьма. Все на корабле промокло до нитки. Время от времени в каюту вваливался Брэндон, продрогший до костей. Подремав час-другой, он торопливо ел, запивая еду кофе. Хэзер с готовностью помогала ему снять сырую одежду и завернуться в одеяло, заранее нагретое над жаровней. От бессонницы у Брэндона покраснели глаза, лицо постоянно было мрачным. Хэзер старалась ничем не раздражать его, не будить во время краткого отдыха. Обычно он очень скоро просыпался, одевался и вновь выходил на палубу продолжать ожесточенную борьбу с морем.

Прошло несколько дней. Однажды, выбравшись из каюты на рассвете, Хэзер увидела, что вся палуба покрыта слоем льда. К ветру примешался снег и град, на снастях повисли длинные фестоны сосулек. Когда Брэндон вернулся в каюту, у него в бороде блестел иней, щеки побелели. Он устроился рядом с жаровней, закутался в одеяло и обхватил ладонями дымящуюся кружку с кофе. К концу завтрака его лицо слегка смягчилось и он стал свободнее шевелить пальцами.

Хэзер сушила его одежду перед жаровней и вздрогнула, услышав громкий стук. Оглянувшись, она увидела, что кружка покатилась по полу каюты. Брэндон заснул, сидя на стуле. Хэзер осторожно накрыла его еще одним одеялом, и когда в каюту вошел Мак-Тевиш, она приставила палец к губам и вежливо показала ему на дверь. Хэзер сидела с вышиванием, ревностно оберегая сон мужа, и только потрескивание корабельной обшивки нарушало тишину. Прошло несколько часов, прежде чем Брэндон пошевелился, обвел непонимающим взглядом каюту и наконец проснулся. Он быстро оделся и вышел.

Близился вечер, когда Джордж пришел в каюту с известием, что шторм наконец-то утихает и что худшее уже позади. Брэндон вернулся после полуночи. Проснувшись, Хэзер поднялась, чтобы помочь ему раздеться, но Брэндон резким жестом остановил ее. Спустя несколько минут он уже съежился под одеялом, и Хэзер прижалась к нему, стараясь согреть. К счастью, Брэндон не противился. Постепенно дрожь прошла, и он погрузился в сон, не успев даже отвернуться от нее.

На рассвете он проснулся, оделся и вышел из каюты, стараясь не разбудить жену. Утром шторм еще продолжался, но уже в полдень Брэндон вернулся и объявил, что стихия отступила. Он сел перед жаровней, расставив колени, и наслаждался теплом. Хэзер подошла поближе и приняла свою излюбленную позу — спиной к жаровне, с высоко поднятыми юбками, открывающими панталоны. Брэндон наблюдал за ней, прикрыв глаза, сожалея о том, что не позаботился о более теплом белье для нее. Услышав стук в дверь, Хэзер торопливо опустила подол. Вошел Джордж с полным кофейником и кружками на подносе. Он наполнил кружку хозяина и повернулся к Хэзер:

— Сейчас я заварю вам чаю, мэм.

Брэндон усмехнулся, подумав о том, что слуга слишком балует Хэзер.

— На этот раз я выпью кофе, Джордж, — поспешно сказала Хэзер, почувствовав его неодобрение.

Слуга наполнил кружку, с сомнением поглядывая на Хэзер. Он знал, что она не любит кофе.

Под взглядами обоих мужчин Хэзер размешала в кружке сахар и смело отпила глоток, стараясь сдержать гримасу отвращения.

— Нет ли у вас сливок? — робко спросила она Джорджа. Брэндон поперхнулся.

— Что вы сказали, мадам? Уж не считаете ли вы, что ради вас мы найдем стадо коров посреди Атлантического океана?

Хэзер растерялась от его резкости и отвернулась, склонившись над кружкой, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Брэндон не имел права говорить с ней в таком тоне, особенно в присутствии слуги.

Брэндон одним глотком осушил свою кружку. Джордж смущенно переминался на месте, желая утешить хозяйку, но не осмеливался. Наконец он подхватил поднос и вышел. Брэндон поднялся, со стуком поставил кружку на стол и последовал за слугой, на ходу застегивая куртку и бормоча что-то о женской глупости.

Услышав, что дверь за ним захлопнулась, Хэзер всхлипнула, взяла вышивание и принялась за работу, вымещая гнев на многострадальном кусочке ткани.

«Он насмехается надо мной, как над ребенком, — думала она, шевеля губами. — Откуда мне знать о кораблях и океанах! Он высмеивает меня в присутствии слуги, словно не понимает, как мне обидно!»

Хэзер отшвырнула вышивку, чувствуя, что еще немного и она разорвет ее в клочки. Она старалась сдержаться, понимая, что сейчас не время давать волю своему гневу. Она должна думать только о ребенке и сносить ради него любые обиды.

Но изображать послушную жену было нелегко, особенно когда внутри ее разыгрался настоящий шторм чувств. Даже в полдень, когда Брэндон вернулся в каюту, она еще не могла оправиться от оскорбления. Он разделся, набросил халат и устроился с книгой в кресле у жаровни. Хэзер сидела, не поднимая глаз. Весь день она держалась холодно и односложно отвечала на его редкие вопросы.

За ужином она не проронила ни слова, и Джордж, видя, что она не дотронулась до еды, впервые в жизни усомнился в мудрости своего хозяина. Со стола убрали, Хэзер устроилась рядом с жаровней и принялась распутывать нитки на вышивке. Брэндон искоса поглядывал на нее, наблюдая, как тонкие пальцы Хэзер вытягивают из ткани обрывки ниток, пытаясь понять, чем вызвана ее мрачность.

Наконец Хэзер поднялась и направилась к своему сундуку. Отвернувшись, она сняла платье и нижнюю кофточку. Брэндон оторвался от страницы и неторопливым взглядом обвел фигуру жены. Когда она склонилась, чтобы взять ночную рубашку, то встала вполоборота, и Брэндон успел заметить ее грудь. Глаза его вспыхнули ярче пламени. Словно почувствовав это, Хэзер торопливо надела рубашку, накинула халат и сбросила панталоны. Брэндон вновь уткнулся в книгу.

Расправив постель, она подошла к жаровне, чтобы причесаться. Утратив интерес к книге, он закрыл ее и теперь откровенно разглядывал жену. Внимание Брэндона привлек ее живот, и он понял, что беременность становится заметной. К тому времени когда они достигнут порта, вид Хэзер ни у кого не вызовет сомнений. Возникнут вопросы и подозрения. Впрочем, мало кто осмелится расспрашивать, дабы не вызвать его гнева. Спрашивать будут только родственники и невеста, и что он им ответит, зная, что Хэзер забеременела в первую ночь после его прибытия в Лондон?