На сей раз у меня и пяти секунд не ушло на то, чтобы открыть замок.

Я решил спрятаться и пересидеть, пока они не уйдут. Высотные дома легко окружить и заблокировать, однако обыскать их – дело хлопотное. Особенно если поиск основательный, а предмет поиска прилагает все усилия к тому, чтобы его не нашли. Самое позднее к тому моменту, когда утром на работу потянутся первые служащие, поиски придётся прекратить. А там уж я как-нибудь найду способ исчезнуть незаметно.

Я сел на пол у двери, спиной к стене, запрокинул голову, закрыл глаза и прислушался. Опять ждать. Терпеливо выдерживать время. Не думать о том, что, если они найдут меня, рухнет не только моя собственная жизнь.

Я встрепенулся, заслышав шум, и глянул на часы. Прошло полтора часа, которых я даже не заметил.

То, что я услышал, не сулило мне ничего хорошего. Они всё ещё были здесь и, судя по всему, обыскивали здание самым серьёзным образом, этаж за этажом, помещение за помещением. Мне было слышно, как за несколько стен от меня открывались и снова закрывались дверцы шкафов. Звукоизоляция в этом здании действительно никуда не годилась, и я подумал, что набег полиции мог быть связан и с этим. Если в здании находился человек, который мог меня услышать.

Двери снова захлопнулись. Тяжёлые шаги по коридору. Они приближались к зубному кабинету.

Мне надо было срочно что-нибудь придумать.

Бьёрн Оррениус ненавидел ночные смены. Особенно когда приходилось проводить их в бессмысленных акциях, а не с газетой и кофейником. Кого они ищут? Этот тип давно уже смылся, можно спорить на что угодно. Если вообще не был плодом чьих-то галлюцинаций. Но шефу захотелось в очередной раз пустить пыль в глаза. Поэтому их наряд из четвёрки полицейских в сопровождении смотрителя должен прочесать здание этаж за этажом до самого чердака. И ещё несколько человек внизу уже отстояли себе ноги в боевой готовности, и эта волынка, судя по всему, затянется до утра.

Не удивительно, что потерпела крах его супружеская жизнь. У его бывшей теперь завёлся новый, служащий мэрии. Уж у него-то точно не бывает ночных смен, чёрт возьми. Правда, и материально её поддерживать он больше не обязан, хоть это хорошо. Только хотелось бы знать, когда у него самого появится что-то новенькое.

Восьмой этаж. Сплошь приёмные врачей, благодетелей наших, и это в здании, которое предназначено для хай-тека! Обрюзглый смотритель дома неутомим, наверное, шеф его зверски застращал. Открывает все двери подряд. Ну и что толку с того, что они заглянули во все шкафы? Опасность близится? Только как бы это не вышло боком шефу. Если кто-то из арендаторов узнает, что его помещения обыскивали без законного ордера, и пожалуется – что будет, что будет! Особенно если они никого не найдут.

Ещё один кабинет, зубной. Его ни с чем не спутаешь, даже если бы на нём не было таблички. Достаточно открыть дверь и сделать один вдох. Ужас, эта вонь! Неужто правда настолько необходимо всё это дезинфицировать? Или они применяют эту отраву специально для того, чтобы пугать детей? Оррениус постарался дышать поверхностно.

Наверняка у этого тоже окажется сто тысяч шкафчиков, как у всех врачей.

Однако вместо того, чтобы приступить к работе и побыстрее выйти отсюда, смотритель дома застрял в дверях, потом повернулся и сказал:

– Боюсь, мы здесь помешаем.

Он собирался уже выйти и прикрыть за собой дверь, но Оррениус удержал его.

– Погодите. Что это значит?

Смотритель дома дал ему заглянуть внутрь.

– Посмотрите сами.

Оррениус заглянул. Ого! Действительно, не нужно было команды следопытов, чтобы понять, что здесь происходило. На месте преступления следы лихорадочного раздевания, все предметы одежды раскиданы, как попало. Части элегантного женского наряда бордового цвета валялись поверх наспех сброшенных туфель. Смятые комом чёрные брюки лежали в обнимку с блузкой. Носки, длинные чулки и мужские трусы были рассыпаны по полу, как конфетти, а на настольной лампе висел голубой кружевной бюстгальтер.

– Ё-моё! – прошептал Оррениус.

– И слышите? – спросил смотритель.

– Что именно?

– Ну, это!

Оррениус прислушался. Ух ты. Либо это было то, что он слышал, либо слуховые галлюцинации, вызванные гормональным застоем.

– А. Слышу.

– Ведь это никак парочка, а?

– Сдаётся, что так.

– Которая… как раз трахается, я бы сказал.

– Вроде того.

– Ё-моё, да они же делают это никак в зубоврачебном кресле. Извращение какое-то.

– Да не вроде, а точно.

– Нам лучше уйти, пока они не заметили, что мы сюда вломились.

– Ну нет, – сказал Оррениус, впервые за эту смену почувствовав вкус к работе. – Не так скоро. Шеф сказал, проконтролировать всё. С особым ударением на «всё». А? Не можем же мы по своему усмотрению что-то упустить из внимания, я бы сказал.

– Да, но не можете же вы… то есть, не хотите же вы войти и?..

Оррениус отмахнулся. Что за комплексы у мужика.

– Но-но, спокойно. Мы дадим им закончить. А там видно будет. Может, и что любопытное обнаружим, а? Не лишне будет. – Он повернулся к остальным, которые тоже осклабились, как будто наступило Рождество. – А?

– А то! – кивнул толстяк из патрульной службы.

– Приказ есть приказ, – подтвердил чернявый с серьгой в ухе, который до этого за всю смену не произнёс ни слова.

– О, боже мой! – простонал третий, самый молодой и новенький в подразделении, покраснев до ушей.

– Ну, – ухмыльнулся Бьёрн Оррениус, глядя на смотрителя, – сами видите, чувство долга победило. Мы подождём.

– Как скажете, – вздохнул тот, расстёгивая тесный воротник.

– Расслабьтесь, – сказал Оррениус, пытаясь вообразить, каково это – трахаться в зубоврачебном кресле.

Они ждали. Женщина постепенно доходила до кондиции. Иногда у неё пресекалось дыхание или что-то вроде того, и тогда было слышно, как пыхтит мужчина. Потом снова вступала она, хрипела: «Ну же, ну же» или попискивала так, что тяжкий молот в брюках вздымался всё выше, чёрт возьми. Оррениус кусал губы.

Наконец она кончила.

Потом он. Хрипя и клокоча, как будто его душили.

И после наступила тишина, внезапно, как шлепок мокрым полотенцем. Оррениус оглянулся и увидел позорно пламенеющие лица. Судя по виду молодого, он тоже кончил, прямо в форменные брюки. Проклятье. Но приказ есть приказ, и он оставался в силе. А основной упор в нем отводился на обыск, из которого ничего нельзя было упустить.

Он откашлялся. Настал черёд его работы. Чёрт, только бы обошлось без неприятностей.

– Эй! – окликнул он. – Есть тут кто-нибудь? Это полиция.