— Подвал здесь. Там лестница, лавки, стол, керосиновая лампа. Но при облаве ее лучше не зажигать.

— Ясно. Вы нас позовете, когда вернется муж.

— Конечно.

Сегодня Матвеев пришел домой раньше обычного, в пять часов вечера. На станции появился взвод охранной роты. Гитлеровцы готовились к отправке людей в Германию, рабочие им были не нужны.

Узнав, что на подворье гости, он тут же прошел в сарай и позвал их в дом.

— Нам, Петр Михайлович, задерживаться у вас нет резона, — сказал ему Шелестов.

— Да, жена передала мне слова Лешки Гулаева, что вам надо к Рогозе. Но все одно ждать придется. А дома гораздо уютней. Но если хотите посидеть рядом со свинкой…

— Почему ждать? В двадцать ноль-ноль наступает комендантский час.

— Я объясню. Пойдемте. Из-за забора двор соседям не виден, да среди них фашистских прихлебателей нет. Людям приходится неволей работать на них. Но иначе нельзя.

— Никто никого ни в чем не упрекает. В дом, так в дом. Идемте!

Из-за укрытия вышли Буторин, Коган, Сосновский и Зайцев.

— Вот не думал, что в моем сарае могут спрятаться пять человек.

— Оказывается, могут.

Они зашли в дом. Жена накрыла стол. Матвеев плотно поужинал, остальные чуть перекусили, поскольку обедали недавно.

Матвеев дождался, когда жена уберет со стола и уйдет во двор мыть посуду, и сказал:

— Насчет комендантского часа. Как ни странно, но это самое безопасное время для хождения по городу. Конечно, я говорю о людях подготовленных. А вы ведь как раз такие и есть. Пришли сюда явно не с целью посмотреть на то, как немцы будут завтра отправлять несчастных людей в Германию. Скажите, вы из-за них тут появились?

— Не только, — уклончиво ответил Шелестов и попросил: — Не задавайте, пожалуйста, вопросов, Петр Михайлович, на которые, как вы сами понимаете, мы ответить не сможем.

— Ладно, а как называть-то вас?

— Меня майором зовите, партизана — Григорием.

— Да того я знаю, видел. Значит, майор. А остальных?

— А остальные в наш разговор вмешиваться не будут, если только кто-то не пожелает свой вопрос задать. Кто мы, вам, Петр Михайлович, знать не надо. Вы уж извините. Так почему комендантский час — самое подходящее время для передвижения по поселку?

Матвеев по старой привычке смахнул со стола несуществующие крошки и ответил:

— Все просто, майор. Народ у нас запуган. Никто и не подумает выходить из дома в комендантский час. Все население после восьми вечера сидит дома. Раньше с десяти было, потом с девяти, а как диверсанты наши разгромили сборище главарей нацистов в Минске, с восьми стало. Кстати, не ваша работа? — Матвеев с хитрецой посмотрел на Шелестова.

— Ну что вы, — с улыбкой ответил майор. — Такое геройство нам не под силу.

— Да? Ну и ладно. Значит, другие постарались. Так вот, гитлеровцы за время действия комендантского часа расслабились, однако сейчас вроде встряхнулись, чего-то боятся, вчера охранный взвод к вокзалу прислали. Но подготовленные люди пройдут, главное — знать, где идти.

Шелестов согласно кивнул и сказал:

— Золотые слова, Петр Михайлович. Вы ведь знаете, где надо идти, не так ли?

— Знаю.

— Укажите на схеме. — Майор развернул лист бумаги.

Матвеев достал из шкафа простой карандаш, подточил его.

— Вот мой дом. — Петр Михайлович поставил жирную точку на схеме. — Из него огородами выходите к проулку. Пересекаете улицу Ворошилова, ныне Ямскую. Вот здесь вам следует быть осторожными, хотя освещения нет, перейти можно. Далее заходите в этот вот переулок. По краям кусты, деревья, если появится патруль, спрятаться можно. Да идти нет ничего, всего один квартал. Пройдете проулок и свернете направо, в так называемую промышленную зону, которая тянется вдоль почти всей Восточной улицы. Выберетесь к зданию МТС и автобазе.

— Это той самой, где директором был Калач? — спросил Шелестов.

— Он самый и есть. Но там обычно спокойно. За автобазой пойдет Восточная улица. Ее пересечете и выйдете к реке. По берегу торчат кусты да ветлы. Идете прямиком на север. Слева за Восточной останутся автобаза, швейная фабрика, переулок, где магазин у поворота на улицу Трудовую.

— Она ведет к центру?

— Да, к площади Свободы, ресторану, клубу, школе, где устроен солдатский бордель.

— Бордель нам не нужен.

— Ну и хорошо. После Трудовой будет обувная фабрика, переулок, которым заканчивается промышленная зона, за ним частный сектор, там почти все дома брошены. Через квартал начинается улица Береговая. Вам туда, в третий дом справа, но лучше зайти огородом, подворьем, там кусты. Слева крайний дом, где Калач с эсэсовцами еврейскую семью загубили, но сейчас и он пуст. Полицаи только после убийства прошли по улице, пытали людей, оставшихся на подворьях, чего видели, слышали. Ответ они получили самый обычный, мол, никто ничего не видел, и больше туда не совались. Уверен, поселок весь пройдете, а вот как встретит нежданных гостей Рогоза, не знаю. Может и пальнуть, у него есть ружье. Способен и сбежать.

Шелестов кивнул на Зайцева и сказал:

— Рогоза знает этого парня.

— А, ну тогда другое дело, Зайцев пусть и заходит первым. — Петр Михайлович поставил еще одну жирную точку на схеме, обозначил подворье Рогозы. — Это все, товарищ майор.

Шелестов взглянул на часы.

— А время-то идет. Где-то через час нам можно будет выходить.

— Через полтора, — посоветовал Матвеев. — Я на всякий случай зайду к соседу, через огород которого вы пойдете, отвлеку, скажем так, его внимание.

— Вот за это спасибо.

— Не за что. Видели бы, что здесь вытворял Калач со своими полицаями при поддержке эсэсовцев. Мы тут готовы были к черту сгинуть, лишь бы наказать этих мразей. Надеюсь, за этим вы и пришли.

Шелестов промолчал. Хозяин дома и гости выпили чаю. Час прошел незаметно.

В 20.00 к соседу ушел Матвеев. Через полчаса его жена вывела визитеров в огород.

Поселок они действительно прошли без проблем. Темнота сыграла им на руку. Пришлось прятаться только однажды, уже у самой реки. По Восточной улице мимо обувной фабрики прошел бронетранспортер роты охраны. В десантном отсеке сидели четверо солдат. Они смотрели на поселок.

В 21.10 группа Шелестова и партизан зашли в сад подворья Рогозы.

— Дальше ты, Гриша, но аккуратно, — сказал майор Зайцеву. — Постучи, покажи себя, назовись, напомни о детстве в Готлинске. Как зайдешь, скажи Рогозе о нас.

Вскоре вся группа была в доме. Рогоза, как ни странно, через столько лет узнал друга детства, предложил офицерам перекусить.